Каждый человек в городе миссионер и носит за пазухой кирпич для увещевания заблудших. Закон пытался положить этому конец, но без особенного успеха. Постановлено было, что „Партийные воззвания", подстрекающего характера, не допускаются, и что с виновных будут взыскивать штраф в сорок шиллингов и судебные издержки. С этого времени в полицейских отчетах ежедневно можно читать о взысканиях. На прошлой неделе была присуждена к штрафу в сорок шиллингов и к уплате судебных издержек двенадцатилетняя девочка, громогласно заявившая на улице, что она „протестантка". Обычное восклицание: „К черту Папу!" или „К черту протестантов!" — смотря по тому, какой системы спасения душ придерживается восклицающий.
В Бельфасте рассказывают очень недурной анекдот. Он намекает на однообразный и неизбежный штраф в сорок шиллингов плюс судебные издержки — довольно обременительный для бедного человека. Рассказывают, будто полицейский наткнулся однажды в темном переулке на пьяницу, который, валяясь на земле, развлекался тем, что кричал: „К черту!", „К черту!"
Полицейский почуял поживу (половина штрафа достается донесшему о воззвании):
— Что вы кричите?
— К черту!
— Кого к черту? Что к черту?
— О, нет, заканчивайте сами — мне это не по средствам!
Мне кажется, тут прекрасно выразилось мятежное настроение, обузданное экономическим инстинктом.
Обстоятельства моей недавней отставки
Вашингтон, 2 дек. 1867
Я подал в отставку. По-видимому, правительство продолжает идти своим путем, но как бы то ни было, одной из спиц в его колеснице не хватает. Я служил письмоводителем в Сенатской Комиссии по конхологии и отказался от этой должности. Я не мог не заметить со стороны остальных членов правительства явного стремления лишить меня всякого голоса в Советах нации, и потому не мог сохранять за собой должность, без ущерба для моего самоуважения. Если бы я рассказал подробно о всех оскорблениях, которые сыпались на меня в течение той недели, когда я находился в непосредственных сношениях с правительством в силу моего официального положения, мой рассказ занял бы целый том. Они назначили меня письмоводителем Комиссии по конхологии и не дали мне товарища для игры на бильярде. Я перенес бы это, при всей возмутительности подобного поступка, если бы остальные члены правительства относились ко мне с той вежливостью, какой требовало мое положение. Но этого не было. Всякий раз, когда я замечал, что глава какого-нибудь ведомства вступил на ложный путь, я бросал все и отправлялся к нему и пытался направить его на путь истинный; и хоть бы кто-нибудь поблагодарил меня за это! Я явился, с наилучшими намерениями в мире, к Морскому министру и сказал:
