Меч можно было брать в руки только для защиты праведного дела. В древних законах арийцев были четко определены такие случаи: «Дважды рожденные должны браться за оружие, когда встречается препятствие для исполнения ими дхармы, и тогда, когда для дважды рожденных Варн наступает время беды (т. е., на страну напал внутренний или внешний враг). Тот, кто убивает, защищая самого себя, при охране жертвенных даров, при защите женщин и брахманов по закону не делает греха. Можно убивать, не колеблясь, убийцу, который нападает, — гуру (учителя), ребенка, старика или брахмана, который хорошо знает Веду. Убийство убийцы — явное или тайное — никогда не является грехом; в данном случае бешенство нападает на бешенство (111, 324). В этом случае воин не будет иметь грех. Ведь в Ведах утверждается: тот, кто своими преступными действиями делает добропорядочного человека своим врагом, перенимает на себя все его грехи (321, 97). И наоборот, когда воин не выполняет свой долг по защите общественного строя, он согрешает: «…того кшатрия, который, желая сохранить жизнь, не проявляет свою скрытую мощь в меру своих сил и отваги, считают преступником…»(321, 104).
Устами старого запорожца охарактеризовал чувство праведного гнева Олекса Стороженко — меркой у него является «казачья слеза»: «Текли те слезы и у меня, а казачья слеза тяжела: как выкатится, то словно могилой тебя придавит; а глянешь на нее, то ни на одном языке тебе так не расскажет, как в ней увидишь… Молят Бога, чтобы он защитил людей от огня, меча, наводнения, голода, землетрясения и болезни: сложи вместе все это горе, и выйдет из него только одна казачья слеза. Глубоко прячется она в сердце, тяжела она; но когда выдавливают ее из глаза, то горе и народу, и краю, и времени!.. Выкатывалась она неоднократно на Украине во времена Наливайка, Остряницы, Полуруса, Богдана и уже при моей памяти при Зализняке. Может слыхал, сынок, что она делала!.. После уманской тризны, кто бы опознал наше горе, глянув, как мы пировали не день, не неделю. То гуляла бешеная наша судьба: то вырвется она огнем и сожжет несколько городов, сел и поселков; то хлынет кровью и затопит тысячи людей; то расстелется по краю адским угаром, и на десятки лет не опомнится народ от того дьявольского курева… Откуда же берется тот огонь, та кровь, тот адский угар?… Из казачьей слезы! Придет время и она опять наделает большой беды, когда расшевелят ее неосторожно: задаст она опять такой банкет, что даже небу будет душно, и ад засмеется и воронье испугается того трупа, который ему судьбой достанется. Да будет же тот проклят Богом и людьми, кто расшевелит ту слезу и выдавит ее из глаза!..» (300, 146–147).
