Подхватив Невесту на руки, он с хохотом вбежал в церковь, и с этого момента никто не видел его плачущим. Даже на похоронах родителей он не пролил ни единой слезинки и шел за гробом приплясывающей походкой, словно оркестр играл не траурный марш, а ирландскую джигу.
Описания Бакалавра изобиловали огромным количеством мелких, но значимых подтверждений святости, связанных с кораблекрушением, танцем звезд, полетом фрегата и чудесного спасения, о которых ему стало известно из подслушанных на колокольне тайнах ночных бесед Рынды и Юродивого, что само по себе было чудом. Более того, он уверял, что значительная часть святых деяний Юродивого не могла бы случиться без непосредственного участия Рынды, сыгравшей ключевую роль в чудесном спасении на море. Только чудом можно объяснить тот факт, что Рында, зажатая крепкими объятиями потерявшего сознание Рулевого, продолжала звонить сама собой, взывая о помощи, даже когда спасение уже пришло, и их обоих подняли на борт парусника.
Этот факт он считал бесспорным доказательством причастности Рынды к святым деяниям Юродивого, и на этом основании предлагал канонизировать их обоих. Среди прочего, Бакалавр нарисовал на листе бумаги проект их совместного памятника: чуть наклоненная, устремленная в небо бронзовая фигура Юродивого левой ногой опирается на спину собаки, на голове сидит раскинувший крылья голубь, а в правой, вытянутой вверх руке Юродивый держит Рынду, сконструированную таким образом, что даже самый слабый морской бриз или солнечный ветер рождали непрерывный звон. Большинству жителей города проект памятника понравился, и было решено объявить сбор пожертвований, но такая активность Бакалавра раздражала Епископа. Он стал всячески затягивать отправку документов в Ватикан под предлогом необходимости еще раз и со всей тщательностью обсудить все факты чудесных деяний, среди которых могут оказаться и лжечудеса, вполне объяснимые случайным стечением обстоятельств, тем более, что речь идет о не имеющем в истории канонизации прецеденте двойного возведения в ранг святых – Юродивого и корабельной Рынды. Затевать сбор средств на памятник Епископ тоже считал преждевременным. Ему казалось, что фигура напоминает небезызвестного Бога торговли Гермеса, чья репутация далеко не безукоризненна: Гермес воспитал своего божественного наследника, сына, вором, поскольку справедливо считал, что всякая торговля в большей или меньшей степени построена на воровстве и обмане. На самом деле в аргументах Епископа была большая доля лукавства.
