Мучает, зная, что я томлюсь от нарастающего возбуждения.
– Повернись ко мне, Джиллиан, – он шепчет это в мой затылок и ненавязчиво разворачивает, вдруг становясь серьезным и слишком пристально рассматривая меня. Его взгляд останавливается на моих приоткрытых от тяжелого дыхания губах, и Господин подозрительно прищуривает глаза. – Что это? – наверняка имея в виду губную помаду, спрашивает он.
– Помада.
– Я вижу. Чтобы больше я ее не видел, если тебе нужна косметика, скажи, – он произносит это твердым поучающим голосом, захватывая край своей рубашки и обхватывая мой подбородок ладонью. Его прикосновения лишены нежности, когда он тщательно стирает помаду и водит тканью туда-сюда до тех пор, пока мои губы не начинает жечь от такой откровенной грубости. Лишь когда он прекращает свои манипуляции я позволяю себе поднять до этого опущенный взгляд и облизнуть истерзанные его недовольством губы.
– Она убила ее? Адель? – сумасшедшая! Зачем я спрашиваю это? Ведь, вполне возможно, мое любопытство может его разозлить. Но на удивление Хозяин не проявляет раздражения, скорее становится задумчивым и отрешенным, словно возвращаясь в прошлое и переживая неприятные ему моменты вновь. Впервые вижу его таким и, если честно, привычное равнодушие идет ему куда больше.
– Моя маленькая девочка, ты такая доверчивая, что тебе трудно поверить в это, не так ли? – он резко скидывает с себя меланхолию и подается вперед, почти впечатывая меня в стеллаж за спиной. Прижимается своим лбом к моему, и я отчетливо чувствую запах алкоголя, смешавшегося с ароматом горького парфюма. – Но если я попаду в девятый круг Ада, то поверь, Адель ждет то же самое.
Он не дает мне задать наводящий вопрос, с тихим рычанием целуя меня. Так неистово напористо, что я не успеваю ответить, как его язык проникает внутрь, и сам Рэми еще сильнее сжимает меня, по неосторожности вдавливая в полки и вызывая у меня внезапный приступ боли, когда раненое плечо впечатывается в деревянную грань
Не могу скрыть напряжение и, упираясь в его грудь ладонями, рефлекторно сопротивляюсь, желая избавить себя от этой агонии.
Видимо, он понимает свою ошибку, потому что тут же отстраняется и, тяжело дыша, смотрит в мое побледневшее лицо. Его грудь ходит ходуном, глаза чернеют еще больше, пока он смотрит на меня, вызывая двоякие чувства, потому что я не знаю, признак ли это наступающей ярости или же свидетельство сильного возбуждения.
– Плечо, – я словно оправдываюсь, поводя больным плечом и с замирающим сердцем наблюдая за Рэми, который понимающе кивает и, проводя ладонью по лицу, громко выдыхает.
