– Он убил человека.
– Может, потому, что имел на это право? – Рэми иронично изгибает брови, ожидая моего ответа, а я не нахожу слов, потому что не могу понять, что это за право, когда ты можешь безнаказанно убивать людей.
– Я не понимаю, – беспомощно пожимаю плечами, поджимая губы и вновь всхлипывая. Фигура сидящего передо мной Господина расплывается в сплошное бесформенно пятно, и я безрезультатно пытаюсь стереть слезы, все больше содрогаясь в рыданиях и действительно ничего не понимая. Я так хочу домой, к маме, где нет этого жестокого мира и Хозяина моего нет тоже. – Я хочу домой, хочу домой, хочу домой… Прошу вас, я так хочу домой.
– Хватит, твои желания не волнуют меня, – он говорит это тихо, наклоняя стакан туда-обратно и как бы между прочим разглядывая напиток в нем. – Помни, ты подписала договор и теперь принадлежишь мне, так же, как Катрина принадлежала Вацлаву. Теперь твой дом рядом со мной – там, где я захочу. Тебе все ясно?
– Значит, вы тоже имеет право убить меня? Просто так?
– Значит.
Я плачу навзрыд, сотрясаясь всем телом и пряча лицо в ладони. Мне так стыдно за свою слабость, но именно сейчас, когда я столкнулась со смертью, понимаю насколько серьезна затеянная мною игра.
– Тогда к чему медлить?
Ему хватает секунды, чтобы одним стремительным рывком оказаться возле меня и, схватив за волосы на затылке, с легкостью поднять меня с пола. И в этот момент мне становится воистину страшно, потому что ярость, притаившаяся в его глазах, находит выход во вкрадчивой и медленной речи:
– Маленькая наивная девочка, ты говоришь о смерти с такой легкостью, а сама дрожишь от страха как затравленный зверек. Не тебе решать, когда и где ты умрешь, это лишь мое право, – он шепчет это прямо в мои губы, лаская их дыханием и почти касаясь своими. Его глаза черные, зрачки сливаются с радужкой, и я, смотря в них, покорно замолкаю, ощущая постепенно накатывающую усталость. Я даже не чувствую боли в затылке, лишь его близость, его дыхание, его аромат.
Он словно оплетает меня в паутину, даря фальшивое успокоение и с легкостью справляясь с моей истерикой.
– Вот так, моя хорошая. Тшшш, – он гладит меня по волосам, изредка очерчивая кончиками пальцев овал лица, губы, пульсирующую венку на шее. – Это всего лишь смерть, поверь, есть вещи гораздо страшнее. Например, бесконечная жизнь, обрекающая тебя на одиночество, – последние его слова я уже не различаю, не слышу, будто проваливаясь в трясину и утопая все глубже и глубже. – Спокойной ночи.
