Интересно, из любви к чистому искусству раздевался этот мужчина перед художницей или?..
Алена не додумала эту несколько неприличную мысль до конца просто потому, что на следующей картине – поясном портрете – увидела того же обнаженного мужчину. Лицо его по-прежнему можно было разглядеть с трудом, а все остальное – очень хорошо. Одной рукой он придерживал наброшенный на плечо серый китель с нагрудным орлом и свастикой на правом кармане.
Вот тебе раз! Натурщиком Маргарит Барон был оккупант! Фашист!
Да уж, если Коко Шанель была персонажем «горизонтального коллаборационизма», то как устоять деревенской художнице? Куда конь с копытом, туда и рак с клешней.
Когда волна неистового возмущения немного улеглась, постаралась взять себя в руки.
Морис как-то упоминал, что во всех домах в Муляне были насильно размещены солдаты и офицеры вермахта. Разумеется, стояли они и в доме Маргарит Барон. Остальное можно только предполагать – и осуждать или сочувствовать. Например, этот офицер мог заставить молодую художницу рисовать его в таком виде. Неведомо, что еще он заставлял ее делать, этот ценитель искусств. «Paris bei Nacht»[20] был ему недоступен, вот он и довольствовался «Mühle bei Nacht»[21]!
«Какой сюжет!» – уже снисходительней подумала Алена и продолжила разбирать полотна.
Увы, больше ничего интересного она не нашла. Единственным относительно сохранившимся натюрмортом оказалось изображение лежащего на белой кружевной салфетке католического молитвенника в черном переплете с изображением креста и металлической застежкой. Рядом художница разместила темно-бордовую розу и очень красивую брошь в виде свернувшейся змейки, украшенной множеством каких-то блестящих мелких камешков и с большим синим камнем на голове.
Алена оживилась. Она отлично помнила этот молитвенник, всегда лежавший в спальне четы Детур на письменном столике. Его никто никогда не открывал, поскольку Морис был атеистом, а Марина и девочки крещены в православной церкви, однако при уборке с него всякий раз почтительно смахивали пыль. Алена сама сколько раз это проделывала! Черный бархат изрядно потерся, крест едва можно было разглядеть, но это был, конечно, тот самый молитвенник. Розы росли около крыльца, ну а брошь… наверное, это какая-нибудь из семейных реликвий рода Детур или Барон.
Стоп. Такое ощущение, что Алена видела нечто подобное, причем совсем недавно!
А не та ли самая брошь была приколота к черному платью девушки, портрет которой увез сегодня Маршан? Правда, Алена решила, что она из серебра, а здесь тщательно выписаны блестящие камешки на золотом змеином теле. Синий камень на голове гладкий, нешлифованный. Кажется, такие камни называются кабошонами.
