— Вот тебе и теленок… Всем вам не подставляй уши — отжуете мигом.
Вдруг железные пальцы Дениса прищемили ухо меньшого.
— Перестанешь за бревнами шастать по ночам?
Александр спокойно смотрел в его глаза.
— Ну хватит, что ли, давить-то, — медленно, с расстановкой проговорил он, мотнул головой и растер ухо.
— Ну, Санька, извиняй, спасибо за улов, дядю Матвея попотчуем. Женщинам сигнал подам, рыбой пусть займутся, — сказал Денис.
Помогая брату стянуть мокрую робу, Юрий проворно связал рукавами его руки над головой.
— Развяжи, рыжий, ну пусти, — басовито гудел Александр.
— Айда в таком виде на завод, а?
Александр разорвал ворот, смял в комок робу и запустил в брата.
— Погоди, Юра, года через два я тебе загну салазки.
Надел фланелевую куртку, встал рядом с Юрием у решетчатой калитки, поджидая отца. Были они почти вровень, ухо в ухо, но Саша казался ниже, потому что был острижен под машинку.
С улыбкой поглядывая на золотистый пушок на верхней губе брата, Юрий сказал:
— Эх, Саня, я всю ночь переживал, за тебя боялся.
— Чай, не утонул я.
— Хуже, Саня, хуже: боялся, не сманила ли Марфа Холодова.
— Зачем она мне?
— Не стесняйся, брат. Жениться приспичило, признайся, я посватаю. Хочешь? — Юрий умолк. Бешеным огоньком полыхнули сузившиеся глаза Александра. — Ну ладно, Саня, я ошибся. Вона какую персиянку отыскал.
— А-а-а, да это же придурок. Понимаешь, идем с Рэмом по косе, видим, девка играет на губной гармошке. Решила белугу музыкой выманить. Мол, вынырнет белуга-дура на заре, а военный мужик из ружья трах ее по голове. Под кустом сидел. Рэм сказал ей: «Попляшите, белуга любит балет, сама в котел залезет». Обоих привезли. Военный и Рэм спрыгнули у купальни, а ей тут ближе к дому.
— Смеялась она над вами, лопухами.
Крупновы присоединились к рабочим, шедшим по мосту через речушку Алмазную — приток Волги. Любил Денис идти ранним утром вместе с сыновьями, встречая по пути знакомых — старых и молодых сталеваров, механиков, токарей.
У проходной, в стороне от потока рабочих, торопливо докуривал сигарету Рэм Солнцев, ветер раздувал пламя его красновато-медных волос. Соколка не скрывала груди и рук. Казался Рэм сплетенным из мускулов и сухожилий, как беркут.
— С Рэмом трудно работать… уж очень психовый. Жмет на пределе, того и гляди, сгорим, — сказал Александр.
— Рэм горячий, рисковый. Однако умен, самостоятельный, за отцовскую спину не прячется. А соблазн большой: отец-то секретарь горкома. Учись у Рэма, он сталь понимает.
