— Это вы хороши, инар Рабан, — почти шепотом ответила я. — Настоящий кудесник.
— Вот тут вы совершенно правы, душа моя, — рассмеялся довольный мужчина, потер ладони и указал на лестницу. — Прошу.
Папенька повел меня к лестнице, я подняла на нее взгляд и заметила женщину в богатом платье. Она спускалась вниз и, должно быть, услышала наш разговор с портным. Взгляд ее выразительных синих глаз остановился на мне.
— Агнара Керстан, — инар Рабан остановился перед ней, закрыв нас с папенькой своим поджарым телом от любопытного взора, — вы уже закончили примерку? Вы довольны?
— Разумеется, инар Рабан, — голос у дамы был нежным, но нотку раздражения я все-таки уловила. Однако сказать, кому она предназначалась, не возьмусь. Возможно, агнаре что-то не понравилось в ее новом наряде, а возможно, досада была вызвана тем, что мы с папенькой прошли мимо нее и мастера, который обошел агнару и снова закрыл нас собой, встав на ступеньку выше. — Я слышала, вы произнесли имя — Берлуэн?
— У вас такие чудесные ушки, душа моя, — сладким голосом отозвался портной, не отрицая и не давая прямого ответа.
— Это и есть та самая таинственная невеста диара? — она понизила голос, но я все-таки расслышала.
— Вы чем-то недовольны, — теперь инар Рабан сокрушался. — Вас что-то не устроило в работе моих подмастерьев?
— А ей вы лично шьете? — ревность и недовольство в голосе агнары Керстан была столь явной, что я даже поежилась.
Что ответил почтенный мастер, я уже не расслышала, потому что папенька вывел меня в маленький коридор, где нас ожидал один из помощников инара Рабана, знакомый мне еще со времени посещения нашего поместья портным.
— Прошу, агнары Берлуэн, — поклонился нас мужчина.
— А вот и снова я, — сам мастер догнал нас, отделавшись от ревнивой посетительницы. — Мне не терпится увидеть ваши глаза, душа моя.
Мы вошли в комнату, уставленную манекенами, на которых были надеты разнообразные наряды из тех цветов, которые для меня отобрал портной. Смятение, волнение, неверие — вот, что я ощутила, глядя на красоту, представшую мне. Дыхание перехватило, и я схватилась за грудь, пытаясь сделать глубокий вдох.
— Ох, инар Рабан, — хрипло произнесла я, — вы смерти моей хотите, не иначе.
— Простите? — на лице портного отразилось недоумение, и я закончила:
— От восхищения. Это… это же настоящее волшебство! О, Мать всего сущего, это же… это просто божественно…
На этом мои слова иссякли, и произнести единственное, что сейчас засело в голове, было бы верхом неприличия, потому что так и хотелось протянуть с придыханием: «И это все моё-о». Папенька не скрывал улыбки, глядя на меня, а я, подобно малому ребенку в игрушечной лавке, переходила от одного манекена к другому, не понимая и половины назначений этих нарядов, но восторгалась неизменно у одних платьев тонкой работой, искусной вышивкой, изысканными кружевами, у других строгостью покроя и минимализмом украшений.
