Когда Андреас спустился вниз, все уже кончилось, все разошлись. Голодный и потерянный, стоял он на просторной белой площади. Темный дом гостиницы мигал сквозь щели спущенных жалюзи, подобно тому, кто лишь притворяется спящим. Андреаса потянуло к яркому свету, к шумному веселью. Он повернулся и побежал в гору. Наверху в трактире было опять полно народу. Звонкая перекличка голосов — и временами почти обессиленное молчание. Близилась ночь. Андреас уже на пороге забыл свои огорчения. Здесь было все, чего он жаждал, — немного света, товарищи. Он пристроился к ним и стал слушать. Завтра рыбаки потребуют аванс. А потом все сообща откажутся ступить на борт на прежних условиях. Сердце Андреаса переполняла детская искрящаяся радость, как если бы наступил долгожданный светлый праздник. Этот праздник должен был стать завершением всех его мечтаний. А пока надо как следует гульнуть. Андреас притих. Голова его так сильно кренилась вбок, что припала к плечу ближайшего соседа. Это был рыбак с «Вероники», тощий угрюмый малый. Но Андреасу сейчас и он пришелся по душе. Наконец Андреас встал из-за стола. Его обуревало желание с кем-нибудь схватиться, кому-нибудь задать трепку. Вечер он закончил в постели Мари. У подножия лестницы столкнулся он с незнакомым молодым парнем. Они крепко поспорили, а потом и подрались. Андреас без труда с ним справился. Он еще посмеялся над тем, что тот накануне такого дня вздумал стать ему поперек дороги. Мари хотела поскорей его услать, да не тут-то было.
Солнце уже светило вовсю, когда он прибежал на пирс. То, что он там увидел, было еще краше, чем он себе представлял. И бежалось ему необычайно легко, и в голове он чувствовал необычайную легкость, у Мари он немного приустал, в кармане у него, правда, были считанные гроши, но стоило ему нацелиться, как мельничное колесо затарахтело и принесло ему три бесплатных выстрела; легко и метко набрасывал он обручи на выставленные призы, выиграл забавную медную безделушку и подарил ее малышке, которой в этом году предстояло стать его любимой; она была смугла и кругла, как орешек, и пахла, как орешек, но сейчас ему было не до нее, быть может, потому, что тело его было пресыщено любовью. Все вокруг были так же возбуждены, как он. Они сновали туда-сюда, стреляли и играли, наморщив лоб. Говорили, что внизу, в Барбаре, бог весть что творится, люди мечутся между Себастьяном и Барбарой и ждут решения. Вот и сейчас с десяток рыбаков прошли перед гостиницей с возгласами: «Три пятых улова!» Андреас вдруг спохватился, что уже три дня не видел Кеденнека. Тут и он кинулся на площадь, народ там все прибывал. Андреас уже издали увидел Кеденнека, услышал его голос, он ни на секунду не усомнился, что это голос Кеденнека, и все же был крайне удивлен. Вечером огоньки на пирсе вновь закапали в воду. Андреас круглый год не видел иных огней, нежели лампочки, что свисают на длинной проволоке с потолка каюты, либо трактира, либо дядюшкиной комнаты. В каком-то блаженном смятении носился он туда-сюда, между тем как по его лицу и спине перепархивали красно-зеленые блики. Та радость, которую он все время ощущал в некоем определенном месте между ребер, начинала его угнетать.
