На следующее лето Андреасу уже не было пути на «Веронику». Случайно и на очень тяжелых условиях устроился он на «Амалию». Рыбаки советовали Кеденнеку махнуть рукой на племянника, пусть катится на все четыре стороны, с ним неприятностей не оберешься, он только обуза и лишний рот в семье. Но Кеденнек отмалчивался и ничего такого Андреасу не говорил. Малый вел себя дома примерно, был кроток и услужлив. Что-то нависло над ним тенью, отчего движения его стали мягче, а голос тише, словно его подавляли заботы, которые он принес семье. Он держался ближе к детям, и кубики сала, которые жена Кеденнека раздавала к хлебу, — они уже сейчас, в октябре, были с ноготок — Андреас отдавал детям.
И надо же было Кеденнеку сейчас послать его к лодке за ведрами. Потерпело бы до утра. В ту минуту Андреас ненавидел дядю, он говорил себе, что тот, пользуясь своим положением, эксплуатирует его. Но гнев его быстро улегся. Ему взгрустнулось. Он был одинок. Мать он потерял, а любимой у него еще не было. Он не знал другого дома, кроме той комнаты в трактире, где сейчас полно его товарищей и откуда его услали. Но не прошло и четверти часа, как на душе у Андреаса посветлело. Он утешился простой мыслью, что скоро станет взрослым и не обязан будет слушаться каждого. Ему так хотелось познать радость — какая она хоть бывает? Может, только раз или два блеснула ему минутная радость — тогда на Рыбном рынке, когда он высыпал всю рыбу и пустился бежать через площадь: минуты две булыжники мостовой приплясывали под его ногами, серые стены складов искрились, но ведь когда это было, да и продолжалось оно всего минуты две. Второй раз — ножик еще вздрагивал в его руке, лицо горело от зуботычины — только что он был совсем одинок, как вдруг подле него, справа и слева, выросли товарищи, вскоре они, правда, опять понурились и замкнулись в себе, угрюмые, равнодушные, но было мгновение, когда все виделось ему по-другому.
Андреас вздохнул, он по молу дошел до причала для парусников, спустился по сходням и прыгнул в лодку Кеденнека. Пока он с ней возился, дождь утих, но справа и слева с такелажа соседних судов еще капало, там и сям мерцали фонарики, внизу на воде поблескивала нефтяная лужа, вдали, на складе, виднелся сиротливый огонек, и светились во множестве огни поселка. Андреасу не хотелось забираться в душную комнату, он предпочел растянуться на дне лодки. Все еще накрапывало, лодка чуть вздрагивала от его дыхания.
