Каннинг отвел Росса в сторонку и сказал:
— Всё кончено. Утром Спенсер Персиваль объявит об отставке. Больше мы ничего не можем сделать. Ты можешь отдохнуть в своем любимом Корнуолле, а Персиваль, без сомнения, вернется к юридической практике и будет куда более богатым человеком, чем глава правительства. Ах да... что касается меня, раз я и прежде не занимал никаких должностей, я мало потеряю, разве что теперь буду донимать новое правительство с большим удовольствием... По сути своей я политик, Росс, а ты нет. Ты будешь счастливее, если избавишься от этого.
— Счастливее — вряд ли, ведь это решение всё перечеркнуло.
— Нет худа без добра — наши ткачи и прядильщики перестанут голодать. Может, мы даже научимся уживаться с корсиканским бандитом. Бедный Веллингтон!
— Бедный Нельсон, — сказал Росс. — Не говоря уже о Джоне Муре и десятках тысяч солдат.
— Ну, не знаю, — с горечью ответил Каннинг. — Ведь в смерти они заслужили славу. Какая для них разница, что они сражались за проигранное дело?
Они стояли в широких дверях музыкального салона и могли наблюдать за основным залом. Общество заметно изменилось. Несколько минут назад стоял такой шум, что трудно было расслышать собеседника, сейчас же всё стихло. Появились новости. И эти новости принесли Уитбред и Нортумберленд. Люди по-прежнему разговаривали, но менее оживленно. Они переглядывались, все взгляды под прикрытием вееров и бокалов устремились на самых важных гостей. Уитбред разговаривал с двумя друзьями из партии вигов, подчеркивая свои слова взмахами руки. Он принес новости о правительстве или о сражении? Леди Гренвиль слушала лорда Нортумберленда. Неожиданно она протянула ему руку. Он поклонился. Леди Гренвиль прошла по залу, но не в музыкальный салон, а к выходу из отеля, как будто собиралась уехать. Ее сопровождал спикер Палаты общин, мистер Эббот. За ними поспешил лорд Холланд.
Разговоры совсем затихли, сменившись перешептыванием. Лорд Фитцвильям подошел к Уитбреду, тот сразу же повернулся к нему и повторил рассказ. Лицо Уитбреда, бледное при появлении, теперь раскраснелось, и похоже, не только из-за духоты. Герцогиня Гордон, обеспокоенная тем, что вечер разладился, задала вопрос дородному и шумному лорду Кенсингтону, который сделал серьезные ставки на назначение нового правительства в клубе «Брукс». Кенсингтон рассмеялся и пожал плечами.
— Они уходят! — громко произнес он. — Боже мой, они уходят!
Его рык, казалось, разорвал напряжение, и гости стали подходить к Уитбреду, чтобы послушать его рассказ. Тот сердито покачал головой и собрался уходить. Если он и пришел на этот прием, то явно не для того, чтобы потакать сплетникам.
