С криком я швырнул зеркальце в стену и бросился бежать.
Я бежал от той самой якобы блестящей жизни, которой завидовал еще несколько минут назад, и от белых гибких пальцев своего наставника, и от верного до гроба друга Вовки из пятого «б», но больше всего я бежал от собственного лица. От лица, которое стало для меня чужим и опасным.
Бежал я долго, сколько хватило сил.
А может быть, и до сих пор бегу…
Наш маленький городок, затерянный на обширных лесных и снежных пространствах Архангельской области, всю войну не знал затемнения. Впрочем, электричества тоже… Для слабосильной районной электростанции не хватало топлива. Выкручивались кто как — у некоторых запасливых счастливцев сохранились еще допотопные керосиновые семилинейки без стекол, но большинство обходилось самодельными коптилками и светильниками, а иногда и лучинным поставцом.
Но вот пришла победная весна сорок пятого года. На дворе прибавилось света, и на душе посветлело. В Москве гремели артиллерийские салюты и вспыхивали фейерверки. К тому же и у нас разрешили часть электроэнергии использовать для бытовых нужд. Это сразу вызвало к действию многообразную внешкольную деятельность, которая раньше хирела из-за нехватки скудного зимнего дня: мы занимались только при дневном освещении. И в честь всех этих вышеупомянутых выдающихся событий в нашей неполной средней школе решили своими собственными силами поставить не что-нибудь, а военно-историческую пьесу!
Сюжетную канву этой пьесы и сейчас, да и тогда я представлял себе довольно смутно. Ее соорудила наша историчка Анна Федоровна, фанатично преданная своему предмету. По наивности, видимо, это рукотворное изделие восходило к средневековым мистериям.
Действующими лицами — при желании — могло бы стать все наше наличное мальчишеское поголовье. Именно мальчишеское, ибо пьеса отражала суровые военные времена и нежных девичьих образов там не предусматривалось…
Наша нехитрая доморощенная пьеса развивалась в железной исторической последовательности. Главными героями (резко отрицательными, к сожалению, что несколько усложняло ее сценическое воплощение) были: Магистр Тевтонского ордена, он же Пес-рыцарь, Наполеон и Гитлер. В каждом из трех актов их закономерно ждало скорое и неотвратимое возмездие народных масс, которые являлись, так сказать, олицетворением положительного коллективного героя. В финале каждого акта — согласно режиссерскому замыслу — героические массы должны были выстраиваться на авансцене и, потрясая соответствующим эпохе оружием, хором скандировать:
