И наконец наш серый обыденный мир школьной зубрежки, нудных домашних обязанностей и общего унылого существования прорезала ослепительная молния долгожданной победы. Наше многотерпение и наши неисчислимые жертвы были вознаграждены: нас допустили в некий мозговой центр, чья секретная информация, как мы были убеждены, даст нам возможность прямого и быстрого проникновения в ряды.
Мозговой центр сосредоточился в странном бревенчатом сооружении, некогда знакомом с пронзительно-желтой краской, но теперь обшарпанном до неузнаваемости. В городе это сооружение фигурировало как пожарная будка.
Все ее пространство размером чуть поболее железнодорожного купе занимали узкие нары и круглая железная печурка в углу, всегда накаленная до ощутимого красного сияния.
Оставшееся свободным пространство заполняли идеи. Носителем их, хранителем и вообще единственным представителем этого мозгового центра оказался невидный сухорукий мужичонка неопределенных лет по прозванию Проня Тихий.
Полученные нами конфиденциальные сведения подтверждали небезызвестную истину о тихом омуте…
Правда, теперь, по здравом размышлении, мне сомнительно, что он — при всей своей трудной и долгой жизни на глазах у всего городка — делился с нами личным опытом. Впрочем, кто его знает: может быть, и у него была своя мечта…
— Главное в ентим деле — разведка, — снисходительно поучал он нас. — В глыбь кармана идешь, — ты пальцы на себя подавай, клиента-то не трёкни, не толкни, значит…
И он легким, почти неуловимым движением погружал два своих длинных чутких пальца здоровой руки в обтерханный карман одного из нас — для наглядности.
Он сам по-хозяйски извлекал оттуда наши небогатые приношения, с ухмылкой косясь на наши пальцы, перепачканные въедливыми фиолетовыми чернилами.
Наконец наступил он — день решающего испытания. Как подспудно ни оттягивали мы близившееся событие, как ни боялись мы его, не признаваясь в этом самим себе, но надо было претворять полученные теоретические знания в сомнительную уголовную практику.
Инструктор безвылазно сидел на нарах своей пожарной будки, так что, естественно, обеспечение надежных тылов пало на верного друга Вовку.
Я подогревался его рассказами взахлеб о последней великосветской оргии, где упоминалась загадочная колбаса салями. Для нас, честно говоря, это слово читалось, как — «связками», «кругами», «кусками», в конце концов. И это нестерпимо усиливало завистливый горьковатожелезистый привкус на языке…
