– Превращение. – Он пощелкает пальцами. – Дело все в превращении, если оно происходит, то… Понимаете?
И достаточно – для первого дня занятий. Потом он отправится к близнецам, подарит им сборник своих сценариев, там его вкусно покормят, потом вернется домой – к Варе, жене, и к Анюте, дочери, – те уже будут спать. Такой план.
Утро началось со смешного незначительного происшествия. Спускаясь в лифте со своего последнего этажа, он погляделся в новое, появившееся после ремонта зеркало, потом посмотрел на парадный портрет вождя – маршальский китель, звезды, – приклеился намертво, не оторвать, – и собрался его поскрести ключом, когда увидал надпись: “палачь”, с мягким знаком, синим по белому кителю. Хоть и печатными буквами, но руку Анюты нельзя не узнать. Грустно, с одной стороны, – чему только учат в этой Гнесинской десятилетке? – а с другой, трогательно. Вместе со звездочкой он соскребает с генералиссимуса мягкий знак.
Дом старый (придумал: во всех теперь отношениях сталинский), в подъезде всего лишь двенадцать квартир, так что не может быть и сомнений в том, кто наклеил портрет – жилец с ужасной фамилией Воблый: не Вадик же, скрипач-виртуоз, притащил эту дрянь, не Тамара Максимовна, педагог по сценической речи, нет, – Воблый, бывший топтун, – больше некому. Выходя из подъезда, пригнулся: после ремонта остались стоять неразобранные конструкции – строительные леса, сплетения из труб. Сейчас он увидит этого самого Воблого – теплое время года тот проводит на улице: дома курить не дают, да и профессиональная привычка, видимо, – возле подъезда торчать. Правда, в последнее время выходит со стульчиком, говорит: позвоночник больной.
– Это у всех у нас. Работа-то вся на ногах. Раньше не было камер наружного наблюдения. Ни этих, сотовых.
Что тут скажешь? Действительно, не было.
– Трудиться, Андрей Георгиевич? – спросит Воблый и опустит взгляд на часы.
Он кивнет ему, на мгновение почувствует себя виноватым – двенадцать, а он только выходит из дому – и отправится, да, на работу, пешком. В их районе за лето расширили тротуары, а проезжую часть, соответственно, сузили, улицы выглядят непривычно. Нарочно сделает крюк, чтоб пройти мимо школы, французской, которую он заканчивал: типовое здание, пятиэтажное, недавно к нему приделали нарядный стеклянный куб – не в стиле, но Москва ведь вся эклектичная. И, между прочим, сегодня возле подъезда он Воблого не нашел. Того уже не было видно несколько дней – такое случалось, если его помещали в госпиталь, подлечить позвоночник. И то, пускай полежит. Этот палачь его сильно развеселил.
