– Разведка. Шучу.
Показывает газету “Октябрь”. Коротенькая, на четверть страницы, заметка: “Родом из Вечности”, Макеев В. Н.
– От нас сейчас требуют художественную самодеятельность. Поездим по области, а там – чем черт не шутит? – получим губернаторский грант. Давайте, оформляйтесь по-быстрому. Поместим вас в люкс.
Начинаю смеяться и не могу остановить смех. Чего доброго, директор подумает, что я припадочный. Какой мы можем сделать театр? Теней? Или мы не тени еще? Еще тени отбрасываем? Или нет?
– Почему теней? – теперь уже он удивляется. – Нормальный театр. Нормальные представления, комедии. Позитив. Старость не радость, Александр Иванович.
Все смеюсь, не могу прекратить. Директор со мной прощается вовсе не так приветливо, как встречал. И то, сколько времени он на меня израсходовал.
Выхожу от него с бумагами. Возвращаться к себе я предполагаю кружным путем. Во-первых, лишний повод по сторонам поглядеть, покуда светло, а во-вторых, короткая дорога пролегает через овраг. А с оврагом мне сегодня не справиться. Эх, лишь бы сразу в слабёжку не угодить! Прижиться можно везде, но в слабёжку не хочется. Ничего, не так я и плох, расхожусь. Вот что, переведу-ка я дух, посижу на скамеечке.
К дверям подтягивается народ, ветераны: восемнадцать ноль-ноль, пора ужинать. Наблюдаю через стекло, как те, кто станут моими товарищами, заходят в столовую, рассаживаются по местам. Надо и мне идти. Вроде дождь собирается, документы б не намочить. Рискну-ка – через овраг, не такой там и длинный подъем. Что с нами будет? – Чего ж непонятного? В войну родились, в войну и умрем.
Заметил: всю свою жизнь, пока смерть была далеко, я о ней не то что все время, однако нет-нет, а подумывал. Зато теперь совершенно, кажется, позабыл. Иногда только оглянусь – не на прошлое, а на то, что есть, – посмотрю кругом: как же я буду скучать по всему по этому! По полям, по далям на той стороне Оки. “И легка, легка…” За лесами – башни, огни, настоящий город, но туда – нет, не хочется. Вечером – дождусь, пока загорятся бакены, вдохну воздуха, на темное небо взгляну. Не особенно многое видел и знал, а не хватать будет многого. Не только деревьев, реки. Хлопьев снега в свете прожектора. Стихов – в первую очередь. Можно ли будет их с собой прихватить? Вспомню опять об Урале, о Любочке, Славе, о Вечности.
“А далеко на севере, в Париже…” Так и не побывал. Но никаких, честное слово, ни малейших причин расстраиваться. Разве меня кто-нибудь силой держал? Ведь был приоткрыт мне кусочек мира, мой собственный! И довольно надолго, если не привередничать, был приоткрыт. А каких событий я был свидетелем!
