Теперь у меня Любочкин адрес есть. Телеграмму отправил всего в одно слово: “Жив”. На почте смеются: никто не шлет в наши дни телеграмм, а если шлют, то противоположного содержания. Подробно ей потом про все напишу.
С того времени он и сниться мне перестал. Театр перестал сниться и вместе с ним Вечность. А в отношении главнокомандующих – мы о них и не думали никогда. Только однажды: длинный спектакль, потом засиделись за полночь. Любочка вдруг, так жалобно-жалобно:
– Хоть бы на нас кто-нибудь обратил внимание. Как мы работаем, мучимся.
Губарев – через стол:
– Да кто на тебя должен внимание обратить? Президент?
– Хоть бы и президент. Я бы ему, – и выпила-то всего рюмочку, – родила наследника.
Губарев кулаком по столу – бах!
– Кого ты, дура, рожать собралась? НАТО уже у ворот!
Нет, Губарев не такой был, как мы, – следил за событиями.
Макеев за ними тоже следит. Прошел еще один месяц. Гуляем, я останавливаюсь как будто по сторонам посмотреть или потрогать веточку, а, если честно, перевести дыхание, оно у меня стало сбиваться слегка.
– Слышали новости? – Макеев смеется: – На этот раз никаких сюрпризов, Александр Иванович.
Вы же знаете, отвечаю, я газет не выписываю, телевизора не смотрю. Иногда долетает что-нибудь из-за стенки от Крутовых, но это не в счет. Вы у меня, Владилен Нилович, вместо радио с телевизором.
Кивает:
– А мы за последние дни серьезно продвинулись. Укрепили позиции. Хорошенький соорудили котел! Здорово наподдали им! – Даже не так: – Нахрячили по это самое!
Посвежел Макеев, порозовел, глаза горят – залюбуешься! Очень такие события действуют омолаживающе на некоторых стариков. “Бог даст войну, готов, кряхтя…” Вот и Владилен Нилович:
– Руки чешутся. Я когда служил срочную, про меня говорили: пулеметчик от Бога. Отличник огневой подготовки сержант Макеев. Напомните, покажу фотографии. Полное слияние с инструментом. Вы-то служили, Александр Иванович?
Нет, не пришлось. Мы, Владилен Нилович, люди в возрасте, а вот Сергея, внука вашего, не ждете, спрашиваю, что призовут?
– Нет, Сережка в Германии, вместе со своей матерью. Учится.
Помолчал немного, а потом говорит:
– Я, знаете, что для себя решил? Если опять мимо всего пролечу с романом моим, то тоже махну в Германию. По крайней мере обслуживание медицинское у них нормальное, не то что у нас – не допросишься. Все продам, пока цены не рухнули к такой-то матери. Ах, вы же у нас не любите русских слов!
Да чего уж там. Мало ли какое может быть настроение.
