Откуда едут? Из Счетной палаты, из управления? Все взволнованы. Проверяющих не было никогда. – Из министерства! Сколько их? – Целых четверо!
Встречаю Валентину Генриховну: не знает, за что хвататься, – бежать в реквизиторский цех, долговую тетрадку жечь, собирать на стол? Заглянул в пошивочный – погладить пиджак – там тоже переполох.
Один Геннадий Прокопьевич совершенно спокоен. Вызвал Губарева, меня, кого-то еще из мужчин.
– Не беспокойтесь, – говорит, – пацаны. Что сегодня у нас? “Мера за меру”? Это кто, я забыл, Шекспир? Идите работайте. Фраеров этих – сразу ко мне. И нечего дармоедов кормить, тратиться.
Редкого самообладания был человек.
Поздно вечером – пусто в театре, темно – проверяющие заметили из-под двери свет, зашли в мою комнату. Такого, как в Вечности, они не встречали нигде. Геннадий Прокопьевич их усадил в приемную, даже чаю не предложил, оделся, ушел.
Я спустился на вахту, где телефон.
– Александр Иванович, я в отпуске. Бухгалтерия тоже, на прошлой неделе приказ подписал.
Чаем их напоил с сушками. Они огляделись. На столе моем “Гамлет” раскрыт.
– Ставите? – Полистали. – А гриф Министерства культуры где?
Никто меня раньше не спрашивал.
– Слышали? Скоро закроют вас. Город весь ликвидируют. Невыгодно шахты держать. Нерентабельно.
Очень эти люди из министерства производили грустное впечатление: разве они знали что-нибудь? Все же спросил: как можно закрыть целый город?
Пожали плечами:
– Молча.
Эдип
– Я, что же, всегда теперь буду его мамаш играть?
Этот вопрос я услышал от Любочки, когда мы покончили с “Гамлетом” и, себе на беду, за “Эдипа” взялись.
“Гамлет” тоже прошел с приключениями. Вбегает ко мне Пружинка – Офелия:
– Там наша Люба с ума сошла.
Люба играет Гертруду, Губарев – призрака. Славочка, разумеется, принц. Репетиция, и Люба – то ли забыла слова, то ли такое выдалось настроение – рассказывает про то, как старый муж принуждал избавляться ее от детей.
– Ревмя ревет, Александр Иванович, и прямым текстом – как под любыми предлогами, стоило ей залететь…
Ужас какой! Что мне сказать Пружинке – что такой перевод? Бегу вниз. Люба стоит, отвернувшись к кулисе, над ней возвышается Командор: ходули, доспехи, производство у нас безотходное. В глазах у Славочки огонек:
– А ты ревнивый, Захарушка. Тебе бы Отеллу играть.
У Губарева краснеют шея и голова.
– Смотрите, как Губарев багроветь научился! – хохочет Славочка. – Как синьор Помидор.
Захар пробует зацепить его костылем. Я так и не понял, что между артистами произошло. Подумал: мужчины шутят. Кажется, они и сами хотели так думать. Репетиция сорвалась.
