300 лет российской морской пехоте, том I, книга 3 | страница 17

Но, видимо, Биюк влюбилась в Ильинского по-настоящему. Не исключено, что и крещение она приняла не столько из верноподданнических чувств, сколько с целью последующего бракосочетания. Все это сильно озадачило графа И.Ф. Паскевича-Эриванского, которым «к отклонению ее от замужества с ним сделаны были всевозможные убеждения, но она, несмотря на таковые, осталась непреклонна».

Рядовой русской пехоты на Кавказе. Рисунок с натуры Т. Горшельта. 1860 г. (РГБИ).

В декабре 1830 г. свадьбу пришлось разрешить, о чем доложили императору. Тем не менее, по делу Ильинского Николай I оставался непреклонен. 3 августа 1832 г. он утвердил решение, которым за все злоупотребления и незаконные казни Ильинского лишили чинов, дворянства, разжаловали в рядовые и определили в Кабардинский пехотный полк. С 3 октября 1832 г. 42-летний рядовой Ильинский начал тянуть в Нальчике солдатскую лямку.

К этому времени Александра, оставшаяся в Баку, родила сына Ивана и обратилась к крестному с просьбой о помиловании мужа. 25 января 1834 г. Николай I согласился уволить Ильинского в отставку, «отдав на попечение жены его». Но решение это имело неожиданные последствия. Рядового Ильинского уволили на обычных солдатских правах с обязательным предписанием «вести себя честно и добропорядочно, одеваться благопристойно, бороду брить, по миру не ходить», а сыновей после 14 лет отдавать в батальоны военных кантонистов. Последнее требование особенно поразило ханскую дочь. После очередного обращения к крестному ей удалось «во внимание к заслугам ее родителя» добиться 27 мая 1835 г. разрешения для сына «пользоваться правами и преимуществами дворянского достоинства». Теперь оставалось лишь вызволить из солдатского состояния непутевого, но богатого мужа. В конце концов, 26 октября 1839 г. император по просьбе крестницы разрешил рядового Ильинского «считать уволенным от службы первым офицерским военным чином». Отставной прапорщик Ильинский снова обрел прежние права. Так завершилась удивительная одиссея этого храброго офицера, сначала потерявшего из-за любви все надежды, прошедшего через многие испытания, стремительно возвысившегося и мучительно павшего, но спасенного в итоге все той же любовью.

Пока разбиралось дело командира Каспийского морского батальона, в судьбе самой части произошли кардинальные перемены.

Горнист русской пехоты на Кавказе. Рисунок с натуры Т. Горшельта. 1859 г. (РГБИ). Участник кавказских походов, в там числе десантов 1838–1839 гг., офицер М. Ф. Федоров вспоминал: «Нижние чины регулярных полков носили сапоги с длинными голенищами, черкесские шапки разных видов; были и форменные фуражные шапки, но с козырьками; на форменные шинели нашиты, по образцу линейных казаков и горцев, суконные разноцветные патронташи, по- казачьему „хазыри“, для пяти или шести патронов с каждой стороны груди; остальные патроны, числом до 60-ти, имели в форменных лакированных сумах, на замшевых перевязях, которые у пехотных солдат во время похода выворачивались наизнанку, чтобы не служили в лесистой местности целью для неприятеля, так как лицевая сторона белилась мелом на клею и отполировывалась зубком, также как и на портупеях, но этих последних в экспедиции не брали; их назначение было поддерживать у мушкетеров штыковые ножны, а у гренадер тесаки, а так как войска в экспедициях никогда не отмыкали штыков, то и в портупеях при таких походах не было надобности. В егерских полках перевязи и портупеи были черной лакированной кожи, чистились воском и щеткою; вместо ранцев войска имели холщевые мешки