— Черт, вряд ли я его видел.
Она усмехнулась, и я спросил:
— Так значит, вы с Питером были старыми друзьями Джея?
— Нет. Питер нравился мистеру Уэверу, поэтому он нас и пригласил. Вот и все.
— Вчера ты мне сказала, что Борден тебя тогда загипнотизировал. Ты что-нибудь помнишь об этом?
Она нахмурилась.
— Мне не совсем все ясно, но я помню достаточно хорошо. Он приказывал мне делать разные вещи, и я помнила, что он мне говорил и все исполняла. Такое было ощущение, что мне все равно. Борден сказал, что я не была в глубоком трансе.
Бедро ее блестело. Она слегка качнула ногой и, казалось, что кроме этого роскошного бедра в комнате ничего нет. Я сказал:
— А эти внушения… он их снял перед тем как вы разошлись?
— Да. Думаю, это было около половины первого. Мы все как раз собирались уходить.
Я проглотил слюну.
— Вы все ушли вместе?
— Нет. Мы с Питером ушли первыми.
— Борден был еще там, когда вы уходили? — Я снова глотнул. Глаза заслезились.
— Нет. Он ушел первым, как раз перед нами. Все остальные, кроме Бордена, еще оставались там, когда мы с Питером ушли.
Немного помолчав, она спросила:
— Нравится?
— Что нравится?
— То, на что ты смотришь?
Боже мой! Я все еще смотрел на бедро. Я заморгал и перевел свой взгляд на ее лицо. Она улыбалась, откинувшись на спинку кресла и слегка покачивая ногой. Это была самая настоящая порочная улыбка. От всего этого покачивания подол ее платья пополз понемногу вверх. И там, где он полз чуть-чуть вверх, открывалось очень многое.
— Что ж, Эйла, все, пожалуй, раскрыто, точнее — закрыто. Я имею в виду вопросы. На данный момент. — Мне хотелось завершить сегодня еще кое-какие дела, но я чувствовал, что становлюсь каким-то несобранным. Я встал. — Ладно, спасибо. Я лучше пойду.
Она тоже выпрямилась, скользнув немного вперед с ручки кресла, отчего ее платье поднялось еще выше. Кроме Эйлы под платьем, как и вчера, ничего не было, и судя по всему, она не возражала против того, что мы оба это знаем.
Она встала и платье прошелестело вниз до колен.
— Ты должен идти, Марк?
— Когда-то надо.
— Останься еще немного. Вчера вечером ты не очень рвался уходить.
— Я и сейчас не рвусь.
— Тогда не уходи, Марк. Останься еще чуть-чуть. Со мной. — Она шагнула ко мне.
Эйла не улыбалась, не стремилась казаться веселой, впрочем я внезапно стал таким же. Я взглянул в ее черные глаза, посмотрел на ее разлетающиеся брови, алые, как кровь, губы, холмики белой плоти, выступающие из выреза ее легкого платья. Словно жидкость, обтекающая какой-либо предмет, она обхватила все мое тело, откинула назад голову, раскрыла губы, мы встретились в поцелуе, и я привлек ее к себе.
