«Из страны, из нашей бывшей страны».
«Да». Саид старался говорить ровно.
«Мы покинули то место».
«Это не означает, что не осталось никакой связи».
«Они — не как я».
«Ты еще с ними не встречалась».
«Мне и не нужно». Она долго и сердито выдохнула. «Здесь у нас есть своя комната», сказала она, умягчая свой тон. «Лишь нас двое. Это — большая роскошь. Зачем нам отдавать это для того, чтобы спать раздельно? Среди совершенно незнакомых людей?»
У Саида не нашлось ответа. Раздумывая позже, он принял, что действительно было бы странно, если бы он оставил их спальню на двоих в отдельном месте с барьером между ними, как если бы они все еще жили в его родительском доме, и то время он все еще радостно вспоминал, несмотря на весь ужас, радостно от того, что тогда он полюбил Надию, а она полюбила его, и как они были вместе. Он не стал настаивать в том разговоре, но, когда лицо Надии приблизилось к его лицу той ночью, приблизилось настолько, что ее дыхание стало щекотать его губы, он не смог найти в себе сил перейти тот мостик близкого расстояния для поцелуя.
* * *
Каждый день самолет военно-воздушных сил пролетал по небу грохочащим напоминанием людям темного Лондона о технологическом преимуществе их оппонентов, правительственных и нативистских сил. Бывая у границ их района, Саид и Надия видели танки и боевые машины, коммуникационные установки и роботов, которые катились или ползли словно животные, неся грузы для солдат или репетируя разминирование, или, возможно, готовясь к каким-то неизвестным задачам. Эти роботы, хоть их было совсем немного, казались еще страшнее самолетов, танков и дронов над головами, потому что они выглядели неостановимой эффективностью, нечеловеческой мощью и вызывали тоскливый страх подобный тому страху, который появляется у маленьких животных перед хищником, как у грызуна перед пастью змеи.
На собраниях Совета Надия часто слушала обсуждения старейшин о том, что делать, когда начнутся действия. Все соглашались, что самым важным делом было суметь удержать молодежь от необдуманных поступков, а вооруженное сопротивление, скорее всего, вело к бойне, и лишь ненасильственные действия оставались их самым разумным ответом — увещевания к гражданскому способу решения. Все согласились, кроме Надии, которая была совсем не уверена в своих мыслях, потому что она видела, что происходит с теми, кто сдается — как в своем городе, сдавшемся повстанцам — и считала, что молодые люди с их оружием и ножами, их кулаками и зубами имели право на ответ, и что ярость меньшего — вот, что удерживало хищника от нападения. Правда, в словах старейших присутствовала мудрость, и потому она не была уверена в своих мыслях.
