Милиционер взялся писать рапорт, для начала он задал мне официальный вопрос: как я намерен трактовать свое поведение. Я спросил, Можно ли курить. «Да, пожалуйста. Вы — задержанный, а у нас задержанным предоставляется все необходимое: курево, трехразовое питание, помещение для ночлега. Но все-таки как вы объясните свое антиобщественное поведение?»
— А я, — говорю, — не попрошайничал. Мы просто пытались возродить традиции менестрелей с трубадурами — уличных певцов всяких. Ну я и вот — для поддержания образа. Но я не вымогал ни у кого денег. Я подходил только к своим, там только наши должны были быть люди — те, кого мы сами пригласили. А если там затесался ваш человек — то это просто провокация.
— А мы вас в вымогательстве не обвиняем, — согласился милиционер. А вот акт попрошайничества — налицо, он и на пленку заснят, и свидетель есть. Так что придется отвечать.
И милиционер попросил у меня паспорт. Паспорта у меня с собой не было. Более того, его не было вообще в городе Тюмени, а был он в городе Свердловске, где я его забыл на квартире, где мы останавливались, и как раз третьего собирался туда ехать.
— Ну что ж, раз у вас и документов нет, придется вас на месяц отправить в спецприемник для бродяг, пока мы будем устанавливать вашу личность.
— Да братаны быстро сгоняют в Свердловск и завтра же паспорт этот привезут.
— А зачем нам это? Мы и сами установим, кто вы такой. А у вас будет время подумать, о чем и где следует петь, а о чем и где не следует.
— Вы понимаете? Мои ощущения… Ну, посадить-то может и не посадят, но вот продержать меня так с полгодика в разных спецприемниках, да предвариловкам — это уж куда как проще. A yж разобраться тамошним зэкам, что ежели мне печенки отобьют, — ничего им за это не будет, — это и вовсе проще простого. Да-а-а.
Тут опять зазвенел телефон. Милиционер снял трубку, сказал «сейчас» и предложил мне пройти в соседнюю комнату. Там были еще два человека в штатском, не менее, естественно, квадратных. Милиционер, меня забравший, меня же и посадил — пока только на стул, — и ушел. Видимо, факт нечаянно подслушанного разговора его не обрадовал. А я остался сидеть. Сидеть было не здорово. «Да, — думал я. — Вот так значит жил, песни сочинял». И это било меня изнутри точно кашель. «А вы кто?» — через некоторое время спросил квадратный человек с добродушным лицом, тот, который сидел у окна. «Как это?» — не понял я. — «Ну, вы, — на площади?». «КТО? ЛЮДИ. Друзья…» — не понял я опять. «Ну, вы за что?» — и опять я не понял. «Металлисты?» «А, — только сейчас мне стало въезжаться». — «Нет, мы — панк-рок я сказать не решался, — волна». «А-а-а», — понял меня человек в штатском. — «Но что-то вас как-то мало. Человек двадцать, не больше, а?» «Да, — не мог не констатировать я, — есть такой факт». Тут вошел товарищ Классов. «Пойдем», — сказал он мне. И сердце у меня упало.
