Глава 13,
в которой говорится о грязном удовольствии, цыганской традиции и маленьком железном Ленине с огромной дубиной
Пока у Фрины не поджила нога, мы не выходили на улицу, и за это время я успел вполне освоиться в ее квартире. Точнее, в обеих квартирах, занимавших весь второй этаж кривого дома.
Большая квартира состояла из прихожей, кухни, туалета, ванной, гостиной, двух гостевых комнат и того чулана – я называл его Карцером – с боттичеллиевской картой ада на кирпичной стене, куда меня в первый день отвела светлая всадница Алина. Эта квартира была обставлена скромно, хотя и не бедно.
В большой квартире, как в матрешке, помещалась другая – с маленькой гостиной, спальней, кабинетом, ванной и туалетом. Мебель тут была штучной, ручной работы, а стены украшали подлинники Бакста, Гончаровой, Дега. Бронзовые и серебряные пепельницы, настольные лампы, торшеры, вазы, ковры, китайские ширмы довершали образ богатого уютного гнездышка, в котором обитала Фрина.
Всаднице Алине разрешалось лишь трижды в неделю стирать пыль с мебели, мыть полы да проверять, не оскудели ли в баре запасы французского коньяка, шотландского виски и русской водки. Она же готовила еду и следила за тем, чтобы одежда Фрины была в идеальном порядке, а холодильник – полон.
Было непонятно, откуда берутся все эти деликатесы и напитки, если в московских магазинах было шаром покати, а Фрина служила рядовым редактором в издательстве. В магазине Алина покупала хлеб, молоко, соль, сахар да спички, остальное каким-то чудесным образом обнаруживалось на черной лестнице, куда можно было попасть из кухни.
Но больше всего меня поразил кабинет Фрины, где как-то утром мы уединились, чтобы обсудить мои литературные опыты.
Пока Фрина раскладывала машинописные страницы, сверяясь с записями в большом блокноте, я растерянно бродил вдоль книжных полок, приседал, залезал на стремянку, чтобы подержать в руках прижизненные издания Пушкина или Чехова, полистать Набокова или Газданова, о которых знал только понаслышке… Шестов, Ильин, Флоренский, машинописные экземпляры переводов Клайва Льюиса и Виктора Франкла, подшивки «Современных записок» и бердяевского «Пути»…
– Это добро от тебя никуда не денется, – раздался голос Фрины. – Давай-ка займемся делом.
