Толстые тетради и старенькая пишущая машинка – это были все мои сокровища.
Тетради и машинку я заблаговременно, еще месяц назад, забрал у Жанны.
День за днем я незаметно выносил из ее квартиры свои вещи, в конце концов оставив в ванной лишь неиспользованные презервативы да зубную щетку.
Австралия аккуратно сложила мое белье, собрала еды в дорогу, перекрестила и поцеловала в лоб.
Я отдал ей свои ключи от дома и талоны – на водку, шампунь, масло и так далее.
Вдова не смогла скрыть радости.
– Если что пойдет не так, возвращайся, – неуверенным голосом сказала она. – Все-таки это твой дом…
Конечно же, я понимал, что в Москве все могло пойти не так, но о возвращении в Кумский Острог не могло быть и речи.
Австралии я не стал этого говорить – обнял, чмокнул в висок и ушел.
Милиционеры на вокзале не обратили на меня внимания.
В Кумском Остроге поезд стоял четыре минуты.
Я боялся, что на вокзал прилетит Жанна, закатит сцену, но обошлось.
Наконец поезд тронулся, и я вышел покурить.
Проводница толкала мужчин, набившихся в тамбур, и веником выметала окурки в открытую дверь.
Толстяк в велюровой шляпе, из-под которой катился пот, рассказывал о двух девчонках, которых несколько дней назад кто-то изнасиловал и убил – одной разможжил голову, а другую, видать, отравил.
– Вон там! – Толстяк тыкал пальцем в сторону гаражей, нависших над оврагом, по дну которого шел наш поезд. – У одной башка разбита, другая голая… совсем народ озверел…
– Озверел… – Огромная проводница поставила веник в угол, закурила. – Кто б меня выебал и убил – только об этом и мечтаю. Сил больше никаких нету…
Никто в тамбуре не засмеялся.
Поезд набирал ход, колеса стучали все чаще, все остервенелее.
Я курил сигарету за сигаретой, чувствуя себя шекспировским Ариэлем, отпущенным на волю.
«Then to the elements be free!»
Итак, в стихию вольную!..
В горле першило, на зубах скрипело…
Глава 11,
в которой говорится о пневме и сперме, маленьком уютном кладбище и готтентотской заднице
Как черны и промозглы ноябрьские московские вечера, как грустны и холодны, когда бредешь под дождем дворами, не различая луж, ориентируясь на горящие вдали фонари да на фигуру чернокожей красавицы – «ночью со скидкой». Она бежит впереди на тонких ногах, с трудом удерживаясь на высоких каблучках, а на свету вспыхивает крашеными золотыми волосами, золотыми туфлями и золотой сумочкой, которую прижимает к крутому бедру. Останавливается у подъезда, достает из сумочки бумажку с адресом, звонит в домофон и на ломаном русском спрашивает кого-то… фамилию не разобрать, но ударения она ставит неправильно…
