В несколько дней и двор, и Петербург, а затем и губернские города России неузнаваемо преобразились. Круглые шляпы, фраки, жилеты, сапоги с отворотами были объявлены вне закона. На смену им пришла пуританская строгость в партикулярной одежде и обязательное ношение мундира для всех офицеров.
Любой из петербуржцев при встрече с императором обязан был немедленно кланяться, сначала встав во фрунт, а затем сняв шляпу. Если же обыватель, сановник или военный ехали в карете, то обязаны были выйти из неё, несмотря ни на погоду, ни на спешность или неотложность своей поездки. Всё это в равной мере касалось детей и женщин, причём нередко и те и другие за нерасторопность и невнимательность оказывались на полковых гауптвахтах.
Блестящая, весёлая, часто праздничная столица великой империи преобразилась в прусский город с будочниками, шлагбаумами, визгом флейт и сухой дробью барабанов.
Адмирал А. С. Шишков, человек тонкий и наблюдательный, писал, что всё вокруг переменилось так основательно, что казалось, будто настал «иной век, иная жизнь, иное бытие».
Г. Р. Державин уподоблял начало нового царствования иноземному нашествию, когда чужестранные солдаты и офицеры захватывают город и на каждом шагу являются перед гражданами в непривычной для глаз форме, гремя тесаками, звеня шпорами, стуча сапогами.
Екатерина II сказала как-то: «Не родился ещё тот портной, который сумел бы скроить кафтан для России». Казалось, что такой портной появился и стал кроить для великой многоязычной и пёстрой России тесный мундир единого для всех прусского образца, безоглядно и бесстрашно бросая вызов и народу, ещё помнившему победы при Гросс-Егерсдорфе и Кунерсдорфе и взятие Берлина, и армии, воспитанной на суворовском неприятии пруссачества, и гвардии, не желавшей уподобляться презираемым ею гатчинцам.
Вместе с тем совершеннейшей неожиданностью и неким нонсенсом было воспринято освобождение из неволи трёх важнейших и знаменитейших политических врагов Екатерины. «Бунтовщику хуже Пугачёва» — Александру Николаевичу Радищеву, томившемуся в Илимском остроге в Сибири, Павел разрешил возвратиться в имение его отца — село Немцово Калужской губернии. Гуманист-просветитель, книгоиздатель Николай Иванович Новиков, без суда заточенный в Шлиссельбург на 15 лет, также был освобождён Павлом. Но ещё больший резонанс вызвало освобождение из Петропавловской крепости национального героя польского народа Тадеуша Костюшко — генерала армии Джорджа Вашингтона, главнокомандующего польской повстанческой армией, разгромленной царскими войсками. Вместе с ним получили свободу 12 тысяч его пленных сотоварищей, разосланных Екатериной по медвежьим углам империи на поселение и в ссылку.
