Резкий порыв ветра занес в машину через открытое окно Лайлы шквал снежных хлопьев. По какой-то причине это показалось ей забавным, и она захихикала. Эндрю посмотрел на нее и покачал головой.
– Извини, – сказала она, стараясь принять серьезный вид.
– Так-то лучше, – ответил он, но его голос смягчился, с лица ушло напряжение, плечи расслабились. Склон дороги стал не таким крутым, повороты – не такими резкими. Они приближались к деревне, оставалось уже недалеко.
– Эй, – сказала Лайла, подталкивая его ногой. – Ты помнишь, когда мы в последний раз ехали вместе в машине?
Он легонько вздохнул.
– Конечно, помню, – тихо ответил он.
Она снова его подтолкнула.
– Все в порядке, – улыбнулась она, – я больше не сержусь на тебя. Я до сих пор злюсь на нее, но тебя я давно простила.
– Это не очень-то справедливо, – заметил Эндрю.
– Может, и нет, но женщина обычно ожидает предательства от мужчины. А не от лучшей подруги.
– Лайла, все было не так. Натали совершенно не…
– Послушай, – оборвала его Лайла. – Это наши с ней дела. – После того как он вел себя в доме, как ее поддерживал, защищал, после того как приехал в бурю ее разыскивать, ей действительно было нестерпимо выслушивать, как он оправдывает Натали. После того, что только что произошло. – Главное, что я простила тебя.
– Что ж, – вздохнул он. – Я – нет. – Лицо его было сурово и очень серьезно. – Я себя не простил.
– Да ты никогда себя не простишь. Ни за что на свете.
Был январь, жгуче-морозный воскресный вечер. Лайла на машине приехала в Бейзингсток, чтобы встретить Эндрю на станции. Он возвращался поездом из Шептона, от Натали, но на линии шли инженерные работы, и от Бейзингстока до Лондона вместо поезда пустили автобус. Но она знала, как он устал и как утомительно пересаживаться и ехать на этом автобусе, так что предложила приехать и забрать его на машине. Поначалу он отказался. Он спросил, пила ли она сегодня днем, что ее взбесило. Особенно в данных обстоятельствах. Они помирились по телефону, но она хотела сделать это по-настоящему. Лично. Поэтому потащилась туда, чтобы его забрать.
Он был в странном настроении. Он всегда был немного нервным после своих визитов к Натали, но в то воскресенье он казался другим. Возбужденным, скрытным. Обычно после визита к Натали он болтал без умолку о ее здоровье, о том, как идет выздоровление, что ей надо еще сделать. Но не в этот раз. Он не хотел говорить, не только об уик-энде, но вообще ни о чем. Лайла разливалась соловьем, рассказывая о вечеринке, на которой была в пятницу вечером, о походе за покупками с матерью в субботу. Она чувствовала, что говорит сама с собой, но словно не могла остановиться, и откуда-то из глубины ее существа начал подниматься страх.
