Выглядела она отвратительно, не просто бледной, а серой, цвета диккенсовской каши-размазни. Тошнота подступила неожиданно: только что она наблюдала ужасную, обескураживающую вспышку Натали, а уже в следующую секунду оказалась здесь и ее стало выворачивать. Это не могла быть утренняя тошнота – ее не было уже несколько недель. Стресс, вероятно. Она приписала бы это стрессу.
Она вышла из ванной и направилась в гостиную, где Натали, примостившись на краешке кресла, смотрела в окно. Смотреть там было особенно не на что. Разыгралась метель. Кругом белым-бело. Они с Натали были одни: спустя некоторое время после того, как Эндрю уехал, Зак и Дэн, уже поздновато, конечно, натянули куртки и ботинки и, по-прежнему перебраниваясь, как пара старух, вышли в метель. Дэн пообещал Джен, как раз когда ее накрыла волна тошноты, что они не двинутся дальше стены в конце сада.
Джен сомневалась, что в такую бурю они смогут найти даже эту стену. Она вообще не понимала, зачем они выходят сейчас из дому, но не стала возражать, отчасти потому что чувствовала себя слишком больной, чтобы спорить, а главным образом потому что это было предпочтительнее, чем слушать, как они ругаются.
Пока разыгрывалась эта драма, Джен не успела толком обдумать то, что сказала Натали. Только теперь, когда дом опустел и тишина заполнила пространство, оставленное гостями, у нее появилось время поразмышлять. И первая мысль, которая пришла ей в голову, состояла в том, что теперь нет никакой разницы. Не имеет больше значения, кто был виноват. Конор погиб, Эндрю наказан, Натали пострадала, они все отбыли свой срок. То, что теперь она узнала о поведении Лайлы, ничего не меняло. Это не могло вернуть Конора, не могло вернуть Эндрю ту утраченную жизнь, которая должна была у него быть, это не избавляло Натали от боли. Все, чего добилась Натали, это растравила старую рану, углубила разногласия между ними, уменьшила шансы на то, что они – все они – смогут обрести будущее, в котором будут друзьями.
Джен вошла в гостиную и встала возле Натали.
– Как ты? – спросила она ее.
– Что ты думаешь? – последовал ответ Натали, чуть громче шепота. Она сидела, наклонившись вперед, локти упирались в бедра, руками она сжимала голову и яростно терла лоб кончиками пальцев. – Не могу поверить, – повторяла она снова и снова. – Не могу поверить.
Джен положила руку ей на плечо, но Натали ее стряхнула.
Много чего Джен хотела бы ей сказать. Ей хотелось сказать Натали, что она никому не принесла сегодня ничего хорошего. Хотелось выразить свою боль по поводу того, что Натали сказала о ней, до того как принялась за Лайлу, – что ее отъезд был задуман как наказание для остальных, в особенности для Эндрю. Ей хотелось сказать, что, по ее мнению, в данный момент Натали ведет себя как избалованное, вздорное дитя. Вместо этого она произнесла:
