Сейчас, когда пальцы их ног соприкасались, между ними в буквальном смысле ничего не было, никакого пространства, никакого расстояния. Он мог бы протянуть руку, если бы осмелился, и дотронуться до ее лица, провести большим пальцем по ее соблазнительной нижней губе, обхватить рукой ее красивую, длинную, цвета слоновой кости шею, притянуть к себе ее лицо, поцеловать.
– Дэн? Я тебя утомляю?
– Что? Нет! Я просто думал, понимаешь… – Он не мог к ней прикоснуться, не мог ее поцеловать. – Я думал, что, может быть, тебе надо дать ему поблажку.
Она нахмурилась; когда она хмурилась, это тоже было очень красиво.
– Я думала, ты будешь на моей стороне, я знаю, порой он и тебя тоже бесит.
– Нет! – со смехом солгал Дэн. – Нет, серьезно, ты должна подумать, каково это все для него. Он ведь был большим человеком в студенческом городке, в колледже. Он и Эндрю… команда по регби, студенческий совет, все эти штуки. Для некоторых людей бывает непросто приспособиться к жизни после этого, к реальному миру, когда ты уже ничего особенного собой не представляешь… то есть я не говорю, что он ничего собой не представляет…
– То же самое и он твердит, – пробормотала Джен, выпятив красивую нижнюю губу. – Год адаптации, бла-бла-бла. Но от этого мне делается еще тревожнее, как будто это у меня на адаптацию только один год. И этот год почти закончился, а я так и не чувствую себя приспособившейся! Я пока не чувствую себя готовой пускаться в путешествие, я чувствую себя так, что мне нужно сначала привыкнуть к нормальной трудовой жизни. А что касается брака…
– Он говорит о браке? – спросил Дэн, надеясь, что она не услышала в его голосе нотку отчаяния.
– Ну, пока ничего конкретного, никаких дат, но… Ты же знаешь, мы всегда об этом думали. Мы этого хотели.
Дэн мысленно отругал себя за трусость, за то, что у него не хватает смелости спросить: «Хотели или хотите?» Впрочем, он знал ответ, знал, что она выйдет за Конора, он всегда это знал. Только сейчас вот она сидит перед ним, уперев подбородок в колени, и смотрит на него, чуть раскрасневшаяся, с улыбкой на губах, и он уже больше ничего не знает.
– Чему ты улыбаешься? – спросил он ее.
– Просто так. – Она засмеялась (ее смех был как музыка, саундтрек к фильму, который он снял бы, фильму об очертаниях ее губ).
– Продолжай.
Она набрала в грудь воздуха и выпустила его, раздув щеки.
– Видишь ли. Это звучит глупо. И немного щекотливо…
– Давай, – сказал он, ткнув пальцами ног в ее пальцы, причем от этого физического контакта по его позвоночнику пробежал электрический ток. – Ты можешь мне рассказать.
