Отступники | страница 67
— Да. И не стоит пытаться нас… — Но легату договорить не дали.
— Не надо пустых угроз. — Отец Гильдебранд лучился от удовольствия и поэтому его голос прозвучал особенно радостно. — Как только весть о смерти императора достигнет Харага, наш общий друг, Евлампий явиться к вам, за обещанным.
Приняв принципиальное решение, все вместе, они еще долго обговаривали детали соглашения, способы связи и прочие многочисленные нюансы.
Приглашение Змея в Хараг было решено обставить как приглашение известного иконописца, житием духовным и благим нравом, смирением и короткостью украшавший Мельнинский монастырь.
Легат не возражал. Только невинно осведомился справиться ли прославленный наемник с такой тяжкой ношей как духовно-нравственный облик иконописца, утвержденный Стоглавым собором.
Змей и тут смог удивить папского легата. Наизусть процитировав канонические требования к иконописцу: «Подобает быти живописцу смирену, кротку, благоговейна, непразднословцу, несмехотворцу, несварливу, независтливу, непьяницы, неграбежнику, неубийцы. Наипаче же хранити чистоту душевную и телесную со всяцем опасением, не могущим же до конца тако пребыти по закону женитися и браком сочетатися, и приходити ко отцем духовным начасте и во всем извещатися и по их наказанию и учению жити в посте и в молитве, и воздержании, со смиренномудрием, и кроме всякого зазора и безчинства, и с превеликим тщанием писали святые образы».
Не смотря на то, что завтрак затянулся. Легата ждала галера и скорейшее путешествие назад в Хараг.
Провожать легата вызвался сам аббат. Выход в город, а точнее вниз к причалам бухты Радости превратился в целый спектакль. Две дюжины закованных в броню монахов. Пять десятков городских дружинников из числа сторонников аббата. Два десятка папских гвардейцев, что сопровождали легата и конечно аббат, в окружении сонма своих слуг и приближенных.
Голосистые монахи бодро тянули молитвы в полный голос. Оружейные монахи бряцали доспехами, расчищая дорогу и выстраивая толпу в две линии. Горожане, застигнутые врасплох такой процессией, бухались в ниц и осеняли себя знаками Единого.
Папский легат и аббат щедро осеняли благодатью Единого прохожих. Благолепная картина величия духовной власти была в самом разгаре, как ее грубо прервали.
Первого выстрела не увидел никто. На него среагировала охрана аббата. Да и трудно было не среагировать, когда в плечо ничего не подозревающему Змею впился арбалетный дротик.
Змей, не стесняясь присутствующих, разразился длинной тирадой всех известных ему ругательств. В таком массовом скоплении людей даже его хваленая интуиция была бессильна. Второй выстрел пришелся уже во вздетые большие щиты, коими были уже заботливо укрыты аббат и папский посланник. Абстрагировавшись от боли, наемник вырвал дротик. Ни яда ни прочей гадости на нем не было. Но все равно, сказать, что сейчас Евлампий был в ярости, значило не сказать ничего. Первое серьезное ранение за последний год. Рука висела плетью, а таинственный стрелок, выпустив еще один дротик либо пропал, либо затаился.