Правда, весьма скоро василисса убедилась в том, что добросовестный отшельник, всю жизнь проведший вдали от людей, едва ли подходил на роль духовного пастыря, едва ли соответствовал идейным потребностям своего времени. Вдобавок Игнатий не обладал ни авторитетом, ни умением влиять на императорский двор.
Игнатий не знал секретов великосветской жизни, не был искушён в умении плести тонкие сети придворных интриг, не умел находить общий язык с высокопоставленными царедворцами...
Его боялись, его сторонились, и даже спустя много лет патриарх Игнатий так и не смог стать пастырем, способным вести за собой клир и мир...
— Твой брат, василисса, заслуживает отлучения от церкви, — нерешительно сказал патриарх. — Но я не знаю, насколько эта мера повлияет на Варду...
Логофет Феоктист понял, что Игнатий начинает оказывать влияние на императрицу и промедление может стать для него роковым.
Феоктист поднялся с колен, подошёл к Феодоре.
Дождавшись милостивого кивка, поспешил изречь:
— Я полагаю, ваше величество, что молодого государя следовало бы как можно скорее женить.
— Я и сама об этом думала! — обрадованно воскликнула василисса.
— Завтра же утром я представлю вашему величеству проект новеллы об объявлении смотра царских невест, — пообещал логофет Феоктист. — Тут спешка опасна, но и медлить нежелательно... Полагаю, месяца за два смотрины будут надлежащим образом подготовлены, а там и бракосочетание василевса совершится, и сердце вашего величества наконец-то с Божией помощью будет успокоено...
Лукавый логофет знал, что ни свадьба, ничто иное не успокоит сердце дряхлеющей императрицы.
С приближением старости Феодора становилась всё более равнодушной к государственным делам и людям, управлявшим ими. В своём окружении василисса желала видеть людей, преданных не империи, а лично ей, и послушных более, чем умных. От человека с умом и талантом можно ожидать всяких непредсказуемых поступков, они жаждут самостоятельности и оттого не всегда бывают послушны...
В подрастающем сыне василисса видела главного соперника и потому старалась создать атмосферу всеобщей к нему неприязни, нелюбви и даже презрения. По законам Ромейской империи, распространение слухов, порочащих василевса, расценивалось как государственная измена. Слухи же о пьянстве и распутстве молодого монарха не только не карались, но порой даже исходили из Большого Дворца.
Её ближайшие придворные — великий логофет Феоктист и патриарх Игнатий — помогали василиссе, поскольку боялись увидеть на престоле человека с непонятными для них правилами, взглядами на жизнь, каковым им казался Михаил.
