Свою невинность Софья Витовтовна подарила придворному поэту. Он посвящал ей стихи, украшал свою одежду её любимым цветом, и только много позже она вдруг неожиданно поняла, что это была её настоящая любовь.
А Василий словно и не князь, а мужик с посада: может на соломе спать и шкурой укрываться. Однако волю своего отца, великого Витовта, восприняла безропотно, как судьбу. Поцеловал литовский князь дочь в лоб и сказал: «Так надо, доченька. А теперь езжай и ни в чём не печаль князя».
Василий, в отличие от придворного поэта, всегда был хмур, вечно ссорился с братьями и без устали мог си деть на пирах и удивлять бояр количеством выпитого вина. Несколько раз, вопреки установленным обычаям, он брал её с собой на эти шумные застолья. Вот тогда она и обратила внимание на молодого боярина по прозвищу Кваша. Поначалу он только искоса поглядывал на молодую жену Василия, не решаясь заговорить, только много позже обнял её в сенях и зашептал на ухо ласковые словечки. И однажды, когда Василий уехал к брату в Галич, Кваша заявился в терем поздним вечером, и княгиня не могла устоять перед напором молодого боярина.
По-настоящему Софья Витовтовна освоилась в Москве только после смерти мужа. Теперь она была вдовой, и великое московское княжение принадлежало ей.
После возвращения Василия из Золотой Орды великая княгиня строго наказала сыну:
— А теперь тебе, Васенька, жениться надо.
Знакомая сладкая волна поднялась в груди князя.
Вспомнилась белолицая Марфа; её, словно китайский бархат, кожа, и Василий отвечал:
— Согласен я, матушка.
Софья Витовтовна продолжала:
— Я уже и невесту тебе подыскала, сестру князя серпуховского Василия Ярославовича.
— Матушка, — посмел возразить великой княгине Василий, — другая мне по сердцу пришлась. Дочь Ивана Дмитриевича, Марфа.
Крутой характер у великой княгини, глянула она на сына, и увидел Василий глаза своего деда — великого Витовта.
— Я повторять не буду! Решено всё с Василием Ярославовичем. К свадьбе готовься. Не годится, чтобы великие князья с худородными в родстве были!
— Обещал я боярину, — старался не смотреть в глаза матери великий князь и воззрился в красный угол, где висело распятие. Вот у кого надо искать спасения. — Матушка, ведь если бы не Иван Дмитриевич, не быть бы мне московским князем.
Молчал Бог и безучастно наблюдал за тем, как разрешится спор между его подданными.
— Ты крест целовал? — спросила вдруг Софья Витовтовна.
— Нет, не целовал, матушка, но боярин моему слову великокняжескому поверил.
