Катя убрала за ухо торчащую прядь и уставилась на небо. Небо было светлым и высоким, усеянным рябью серых облаков, будто его разъедала плесень.
А действительно, почему она упала? Хорошо бы вспомнить… Не то чтобы Катя была мастером крутить педали, и не то чтобы дорога в парке представляла собой образец гладкости, но… Здесь не было ни заметных ям, ни больших камней. Люди утром ходили редко, и Катя наверняка успела бы свернуть. Гоша тоже не заметил ничего странного, раз спросил.
В голове промелькнула неясная мысль. А если не удар послужил причиной амнезии? Если какой-то случай (мысленно Катя назвала его Икс) вызвал потерю и управления и памяти?
Она встряхнула головой и направилась по аллее, волоча велосипед справа. Если Гоша надеется, что она еще хоть раз залезет на эту адскую машину, он сильно ошибается.
Она пропустила друга вперед и поплелась следом, думая, как бы проскочить в медпункт и не попасться на глаза одноклассникам. Они наверняка посмеются над ее видом: растрепанная, грязная и с разноцветными блестящими пластырями для детей. Гоша словно угадал ее мысли.
– Какая разница, – пробормотал он, – ты все равно ненавидишь половину школы.
– Не ненавижу, а высокомерно презираю, – возмутилась Катя, – это большая разница, – она поправила рюкзак и остановилась. Ей вдруг показалось, что она вспомнила.
Но, конечно, это не могло быть правдой. Просто разыгралось воображение. Потеря памяти, пусть даже всего на секунды, вызвала мысли о кошмарах, и вот пожалуйста. Теперь ей кажется, будто она упала, потому что заметила в кустах светящиеся желтые глаза.
* * *
Катя сидела в медпункте, изучая от нечего делать плакаты, посвященные чистке зубов. С них скалились хищные дамочки, вцепившиеся когтями в маленьких детишек. Картинка справа изображала рот с полным набором белоснежных, один к одному зубов. Катя моргнула от резкой боли.
Ей показалось, она вспомнила еще что-то. Не только желтые глаза. Черные, как обсидиан, клыки торчали из скалящейся пасти. Она встряхнула головой и сказала себе строго: «Воображение, Макарова. Фильмы ужасов».
Ветер раздувал шторы. Из закрытого ноутбука плыл голос Смита. Того, который Брэнт и который может петь и низко, в отличие от писклявого Сэма. Про писклявого объяснил Николай Владимирович, когда Катя приходила к нему в прошлый раз. Кажется, вчера или позавчера.
Она вообще любила сидеть в медпункте.
Дверь открылась. Вошел доктор, улыбнулся, поправив подвернутые рукава халата.
