«Симас? — Ахкеймион взглянул на своего наставника. — Зачем ты им сказал?!»
— Вы имеете в виду Инрау, — осторожно уточнил Ахкеймион.
— Да, — ответил Наутцера. — И этот Инрау сделался, по крайней мере мне так говорили, — и он снова бросил взгляд на Симаса, — шрайским жрецом.
Он осуждающе нахмурился. «Твой ученик, Ахкеймион. Твое предательство».
— Ты слишком суров, как всегда, Наутцера. Злополучный Инрау родился с восприимчивостью Немногих и в то же время с чуткостью жреца. Наш образ действий погубил бы его.
— Ах да, чуткость! — старческая физиономия скривилась. — Но ответь нам, и как можно более прямо: что ты можешь сказать об этом бывшем ученике? Предпочел ли он забыть о прошлом, или же Завет может вернуть его себе?
— Можно ли его сделать нашим шпионом? Вы это имеете в виду?
Шпиона — из Инрау? Очевидно, Симас усугубил свое предательство тем, что ничего им об Инрау не рассказал.
— Полагаю, это само напрашивается, — сказал Наутцера.
Ахкеймион ответил не сразу. Он взглянул на Симаса — лицо его бывшего наставника стало чрезвычайно серьезным.
— Отвечай, Акка! — велел Симас.
— Нет. — Ахкеймион снова повернулся к Наутцере. Сердце в груди окаменело. — Нет. Инрау все наше чересчур чуждо. Он не вернется.
Холодная ирония на старческом лице казалась горькой.
— О нет, Ахкеймион, он вернется.
Ахкеймион понимал, чего они требуют: применения колдовства и предательства, которое оно повлечет за собой. Он был близким Инрау человеком. Но он обещал его защищать. Но они были… близки.
— Нет, — отрезал он. — Я отказываюсь. Дух Инрау хрупок. Ему не хватит мужества сделать то, чего вы требуете. Нужен кто-то другой.
— Никого другого нет.
— И тем не менее, — повторил он, только теперь начиная постигать все последствия своего поступка, — я отказываюсь.
— Отказываешься? — прошипел Наутцера. — Только оттого, что этот жрец — слабак? Ахкеймион, ты должен мать придушить, если…
— Ахкеймион поступает так из верности, Наутцера, — перебил его Симас. — Не путай одно и другое.
— Ах, из верности? — огрызнулся Наутцера. — Но ведь как раз о верности-то и речь, Симас! Того, что разделяем мы, другим людям не понять! Мы плачем во сне — все как один. Если есть такие узы — крепче греха! — верность кому-то постороннему ничем не лучше мятежа!
— Мятежа? — воскликнул Ахкеймион, зная, что теперь действовать следует осторожно. Такие слова подобны бочкам с вином — раз откупоренное, оно чем дальше, тем хуже. — Вы меня не поняли — вы оба. Я отказываюсь из верности Завету. Инрау слишком слаб. Мы рискуем пробудить подозрения Тысячи Храмов…
