— Анасуримбор Келлхус, — ответил монах.
Молчание. Келлхусу показалось, что он чувствует растерянность собеседника. Странную растерянность.
— Оно говорит на языке… — буркнул наконец человек. Он подступил ближе, разглядывая Келлхуса. — Да, — сказал он. — Да… Ты не потешаешься надо мной. Я вижу в твоем лице его кровь.
Келлхус вновь промолчал.
— Ты обладаешь и терпением Анасуримбора.
Келлхус изучил его и обратил внимание, что плащ расшит отнюдь не стилизованными изображениями лиц, как он было подумал, а настоящими лицами, искаженными от того, что их растянули в ширину. Владелец плаща был могуч, хорошо вооружен и, судя по тому, как он держался, нимало не опасался Келлхуса.
— Я вижу, ты ученик. Знание — это сила, верно?
Этот не похож на Левета. Совсем не похож.
И снова шум ледяного дождя, мало-помалу впаивающего убитых в снег.
— Не следует ли тебе, смертный, бояться меня, зная, кто я таков? Ведь страх — тоже сила. Способность выживать.
Незнакомец начал обходить Келлхуса, аккуратно переступая через раскинувшиеся по снегу конечности шранков.
— Вот что разделяет ваш род и мой! Страх. Цепкое, хваткое стремление выжить. Для нас жизнь — это всегда… решение. А для вас… Ну, скажем так: это жизнь решает за вас.
На это Келлхус наконец ответил:
— Что ж, тогда, видимо, решение за тобой.
Незнакомец помолчал и печально откликнулся:
— А-а, насмешка. Это у нас как раз общее.
Выпад Келлхуса был преднамеренным, но цели он не достиг — или, по крайней мере, так казалось поначалу. Незнакомец внезапно опустил свое невидимое лицо и помотал головой, бормоча:
— Оно смеется надо мной! Смертный надо мной смеется… Что же мне это напоминает, что же?..
Он принялся перебирать складки своего плаща и наконец нашел одно изуродованное лицо.
— Вот этого! О, наглец! Встреча с ним была настоящим удовольствием. Да, я помню…
Он взглянул на Келлхуса и прошипел:
— Я — помню!
И Келлхус постиг основные принципы этой встречи. «Нелюдь. Еще один миф Левета, оказавшийся правдой».
Незнакомец обнажил свой длинный меч, медленно и торжественно. Меч неестественно сверкал во мраке, как будто клинок отражал свет некоего нездешнего солнца. Затем незнакомец обернулся к одному из мертвых шранков и перекатил труп на спину с помощью меча. Белая кожа шранка уже начала темнеть.
— Вот этот шранк — его имени ты все равно не выговоришь — был нашим «элью», ты на своем языке назвал бы это «книгой». Чрезвычайно преданное животное. Мне его будет очень не хватать — ну, по крайней мере, некоторое время.
