Пушкин так или иначе примирял противоборствующие стороны - как явление этого мира, органикой таланта и личности, талантом свободы. И чувством справедливости, свойственным ему, как дыхание. То есть тут и объяснять ничего не надо.
Другое дело, что у нас с такими простыми понятиями, как справедливость, масса сложностей. Особенно когда мы пытаемся их объяснять. Или объясняться в связи с ними. Для многих сущность справедливости весьма абстрактна. И эмоциональна одновременно. Этакое противоестественное явление эмоциональная абстрактность. Или абстрактная эмоциональность. Что хуже, и не решишь...
Короче, как бы там ни было, 200-летия Пушкина повсеместно ждали. И, подчеркну еще раз, деятельно ждали его, инициативно, что для нас уже предмет некоторой гуманитарной роскоши. Многие трудились, не покладая рук, ради того, чтобы он прошел хорошо, жизнерадостно. И вот добрались до главного, до самих юбилейных дней, и все сразу как бы замерло. Куда-то провалилось.
И все оттого, что вперед выступило Государство. Как же Государству не пребывать на самых значительных торжествах отечественной культуры. Оно, постоянно обремененное всяческими государственными заботами, не просто присоединилось к проведению праздника. Государство взяло его в свои руки. Утром 5 июня Правительство поднялось на свежевозделанную трибуну на Пушкинской площади Москвы и... И все испортило.
Ничего не имею конкретно против недавнего и недолгого правительства Сергея Степашина, ни против него самого. По российским меркам, он мне даже симпатичен. Не в последнюю очередь своей интеллигентностью. И ожидания, какие я с ним связывал (куда же деться россиянину без ожидания лучшего), сближало меня с этим человеком. Как с государственным деятелем.
Это, конечно, субъективный момент. Объективно же между мной (нами) и правительством (точнее сказать, правительствами) не существует какого-либо человеческого контакта. И ни малейшего чувства связи. Они, правительства, столько раз менялись, что мы не успеваем даже привыкнуть к ним.
Может быть, в обвале разочарования, связанном с бездарным в общем государственным финалом пушкинских торжеств, проскочила бы и нотка сочувствия этой правительственной неудаче в сфере гуманитарного. Однако слишком далеки мы сегодня друг от друга. Правительство как бы с нами, а мы без него.
Еще хорошо, что президент страны не обратился к народу в связи с 200-летием великого поэта. Ощущение несостоятельности здесь было бы куда более резким.
