Сразу стало очень холодно. Как будто раньше я был заполнен пламенем, а теперь его вытягивали из меня, не оставляя ничего, кроме промозглой пустоты. Совсем недавно я мечтал о смерти, но представлял её совсем не так! Не было никакого желания кормить своей жизнью вампира, высосавшего все соки из государства. Из последних сил я выкручивал кисть руки с мечом, проворачивая лезвие в ране, не ставшей смертельной, но, кроме мучительного стона пронзённого правителя, других последствий не было.
Изнемогая от слабости, я опустился на колени у трона, признавая поражение. Всего моего мастерства и магии клинка не хватило, чтобы победить бессмертного. С улыбкой на лице, С'лмон вытянул меч из тела и небрежно отбросил. Те подхалимы, у которых хватило храбрости не сбежать из тронного зала, радостно завопили. А затем безжалостные, раскалённые пальцы вновь впились в меня, вытягивая то немногое, что у меня осталось от обрывков жизни.
Но милосердная смерть не приходила. Последние крохи жизни уже перетекли в правителя, но дыхание не прерывалось, а кровь продолжала свой путь по телу. Просто я вдруг почувствовал себя очень лёгким, готовым отделиться от измученного тела, но что-то мешало мне. Печать Смерти! Печать, наложенная жрецом, которую я до того не замечал и не осознавал, намертво сковавшая мои тело и душу до особого распоряжения богини. Печать обжигала сильнее рук врага, всё ещё не понимающего, почему никак не умрёт упрямый мятежник.
А в следующее мгновение я ощутил это впервые. Она смотрела моими глазами и вкладывала частичку силы в моё истощённое тело. Милосерднейшая была со мной, и теперь я не мог потерпеть поражение. Повисшие плетьми руки поднялись и легли на запястья С'лмона, и правитель заорал от ужаса, ощутив присутствие страшной богини. Судорожным движением он сбросил бессильные руки и пнул меня в лицо, отбрасывая от себя на ступеньки.
У меня не было сил даже правильно сгруппировать тело, я должен был переломать себе все кости на крутых углах ступеней трона, но упал неожиданно мягко. С трудом повернув голову, я понял, что лежу на телах мага и наложницы, лишь рукоять ножа оставила синяк на спине.
Ненависть придала мне сил. Тело красавицы стало для меня символом Ва'аллона, изнасилованного и уничтоженного мерзавцем, даже сейчас старающимся уйти от ответа. В глазах пылали огненные круги, в голове стучали кузнечные молоты, во рту был привкус крови, но всё это не имело никакого значения. Важны были только руки, медленно отталкивающие тело, поднимающие его ввысь. Одна ладонь плотно лежала на костлявом трупе чародея, вторая неловко скользила по мокрой от крови ступени, я не посмел использовать для опоры тело женщины. Именно эта рука и нащупала что-то ещё более холодное, чем моё обессиленное тело — верный клинок, так неосмотрительно отброшенный С'лмоном на ступеньки.
