Деревянные двери, скрытые кустами, распахнулись, и в сад вошла женщина. Кара смущенно стояла, рассматривая незнакомку, как и она – ее. Костюм и собранные в строгий пучок волосы оказались одинакового серого, словно зимнее небо, цвета. Помятое, как чашечка физалиса, лицо покрывали морщины. Девушке потребовалось несколько секунд, чтобы понять: на лице женщины нет серебристых стежков, а морщины на его левой стороне не повторяют морщин на правой. Почему-то от этого по Кариной спине пробежал холодок. Женщина оказалась несимметричной. Она была точной копией кого-то из Кариного Лондона, созданной бесконечными отражениями, пойманными между двумя зеркалами, со всеми различиями и отклонениями, свойственными настоящим людям. Она была чьим-то зеркальным близнецом, как Парва для Кары. Представительницей Зеркальной знати. Зеркалократкой.
«Итак, – подумала Кара, – наверное, это и есть сенатор Кейс».
Женщина шагнула вперед. Ее взгляд блуждал по Кариному лицу, словно фиксируя каждую деталь. Рука сенатора медленно потянулась ко рту, будто испугавшись, что следующий вдох может разрушить мгновение. Она сделала еще один неуверенный шаг, потом еще, а потом, хрустя гравием, пробежала оставшееся расстояние и заключила Кару в горячие объятия.
– Ох, Маго, – пробормотала она трепещущим голосом. – Ох, слава Маго, ты цела. Ты цела.
Женщина замолчала, и они все стояли и стояли. Наконец, она выпрямилась и неуверенно положила руки Каре на плечи, словно удерживать ее было пристрастием, от которого не так-то просто отказаться. Кара попыталась завязать разговор:
– Сад великолепен, сенатор Кейс, – в конце концов, выдавила она. «Ого, Кара. Остроумно».
– Сенатор? – женщина недоуменно нахмурилась. – С каких пор мы перешли на официоз, графиня? – Она рассмеялась. – Ты же знаешь, Парва, что можешь называть меня Мэгги, когда мы одни. И можешь приходить в сад, когда захочешь, если тебе здесь нравится.
– Спасибо. Здесь… очень умиротворяюще, – ответила Кара, умудрившись слабо улыбнуться. «Чудесно. Ослепительно глупо. Продолжай в том же духе».
Сенатор Кейс снова рассмеялась легким заразительным смехом:
– Умиротворяюще? Лучше и не скажешь. Это помогает мне не сойти с ума в такие дни, как сегодня.
Кара почувствовала приязнь к этой женщине; она обладала окаймленной теплом строгостью, словно учитель, против опеки которого ты на самом деле не возражаешь.
– Почему? – спросила она. – Что случилось?
Улыбка сенатора скривилась:
