В старом парке над тихой речушкой звенела гитара. На скамейке кантовалась развеселая банда здоровенных горластых парней. И чего они тут, на юге, все такие красивые? Витаминов много, что ли…
Я прошла мимо, дернув плечом на обязательное: «Девушка, девушка!» Но, словно брошенный в спину цветок, меня остановила песня. Догнала лихая, горькая баллада, явно собственного сочинения. Это, знаете ли, сейчас редкость. И кто же это у них такой способный? Я обернулась.
Парень, допев балладу, уставился на меня ехидно-выжидательно. А глаза у тебя, друг, нехороши. Больные глаза. И баллада твоя повышенной температуры.
Он смутился, опустил ресницы. А его жизнерадостные дружки, конечно же, заинтересовались произведенным впечатлением:
— Девушка, девушка, ну как песенка?
— Песенка? А ничего песенка…
Я подошла поближе, жестом попросила уступить мне место рядом с автором.
— Ничего песенка… А сонет наверное слабо написать?
— Ч-то?!
В синих глазах полыхнуло изумление. Ребята притихли. Он обвел своих друзей растерянным взглядом и поджал губы.
— Слабо… ничего не слабо! Сонет наверное, подумаешь…
— А что, это интересно. Как договоримся?
— А ты приходи завтра в семь в кофейню на Архивном спуске. Я принесу.
В кофейню на Архивном спуске… И этот оттуда же. Впрочем, чему удивляться? Не так уж часто на садовой скамейке можно обнаружить парня лет двадцати, который бы знал, что такое баллада и сонет наверле.
— Зовут тебя как?
— Саня. А ты?..
— Ольга. Я филолог, понимаешь, вот мне и любопытно…
— Я так и понял. Пойдем, провожу, что ли.
Знакомство, так сказать, сделано. Вот и первая ниточка к моим гениям и талантам…
Саня оказался веселым, что называется, развесистым, парнем. Только странное это было веселье. Какая-то застарелая боль грызла его изнутри. А теоретики утверждают, что таланту страдать необходимо, что-де литература произрастает исключительно на душевных болезнях. Удобное рассуждение.
Простились на углу, уговорившись о завтрашней встрече.
Я, стараясь не скрипеть ступенями, взбежала к себе в мансарду. Умылась, заварила чаю. Ну что ж, первый день работы можно считать удачным. Сразу четверо. Новый роман и сонет наверле. И мне вдруг очень захотелось посмотреть этот сонет немедленно. А почему бы и нет?
Я сделала необходимые пассы над белым пластиком стола. Пахнуло дымком, проскочила искра, и на столешницу шлепнулась увесистая стопка стихов, исполненных на жутко разбитой старой машинке «Москва».
…Ну, конечно, так я и думала. Вполне сонеты и не только наверле. Ну и что? Такие вещи пишутся для друзей. Такие вещи публикуются исключительно для десятка человек — высоколобой элиты. Такие вещи можно спокойно печатать и столь же спокойно не печатать. Ничего от этого не изменится не умножится в мире мера добра, не уменьшится мера зла. И всех бед от непубликации — автор остается без мизерного гонорара и столь же небольшой известности. А то, что это вот и есть Литература, никого не волнует. Душа автора в расчет вообще не принимается. Ладно, разберемся. Но для начала мне нужно несколько крепких, бесспорных, так сказать, произведений. Надо же с чего-то начинать…
