Полет ворона | страница 22



Мне снился Флинт. Флинт, стоящий у кровати, где спал крупный юноша. Флинт обхватил руками лицо мужчины, пел и заклинал. Вокруг сидели богато одетые люди, следя за ним. Их лица были напряженными, а глаза… алчными. Когда я проснулось, желудок крутило. Я успела добраться до уборной, и меня стошнило.

Я знала, что Флинт — Поработитель. Я понимала, что он должен порой — а то и часто — применять силы по приказу короля, превращая мятежников в послушных, чтобы дары, как у меня, использовались только в целях Кельдека. Многие Силовики были порабощенными людьми, ставшими верной силой. Знание, что Флинт делает так, чтобы скрыть истинную цель, не остановило моей реакции на это.

Милла пришла, когда меня тошнило в дыру в уборной, вытерла мое лицо и усадила в столовой, где заставила выпить бульон. За ужином Фингал спросил меня о здоровье и посоветовал чай с мятой и медом, который был бы эффективным и с сухими листьями. Он предлагал поспать в лазарете, там только Циан приходил в себя после долгого пути. Андра, которую обычно больше интересовали тренировки, а не происходящее вне их, принесла мне одеяла, чтобы меня не разбудил холод. Большой Дон усадил меня на свое место ближе к огню. Я поблагодарила всех. Я не могла объяснить, что мне плохо не из-за тела. Как шпион Регана при дворе, Флинт должен был вести себя как верный слуга короля, даже если приходилось использовать дар во зло. И он не мог перечить. Люди уже умирали из-за меня. Если я не могла справиться с этим, я ослаблю мятежников. Я стану помехой.

В Тенепаде было восемь женщин, включая меня. Мужчин было в четыре раза больше. В спальне нас было шестеро, а Милла и Ева делили комнатку у кухни. Сначала мне было сложно быть в окружении людей, хотя спать на кровати было для меня роскошью. А потом оказалось, что они уставали за день так, что засыпали, едва головы касались подушек.

Этой ночью я лежала на кровати, укутавшись одеялами, составляя мысленно письмо, которое никогда не написала бы. Я говорила Флинту, как скучаю, как тревожусь за него, как надеюсь, что он вернется весной. И о том, что мне было одиноко без него, хоть у меня и было задание. И о том, как простила его за то, что ему приходится делать. Как надеялась, что скоро наступит день, когда ему не нужно будет слушаться Кельдека.

Тали тоже не спала и не успокаивалась. Она ворочалась, сбрасывала одеяло и укутывалась в него, била подушку. Я знала, что лучше не трогать ее.

А она вдруг сказала: