Ворон молча поглядел вбок на проводника. И Магома понял: у этих людей не хватило бы силы разрыть даже небольшой бархан. Но, если они узнают, что здесь вода, они не уйдут и погибнут.
На лице Магомы появился дикий смертельный страх. Совсем недалеко под его ногами была живая вода. Но ее надо было бросить и уходить в раскаленные пески.
Ближайший всадник задвигал челюстями, и на зубах у него громко заскрипел песок.
Повинуясь взгляду командира, Магома молча тронулся вперед. Толпа всадников потянулась за ним. Туземные кони останавливались, фыркали и обнюхивали тряпку. Они рыли копытами песок, останавливались около тряпки и ржали, но красноармейцы не знали, в чем дело, и гнали их вперед. Магома приблизил своего коня к командиру и стал говорить, оглядываясь по сторонам, чтобы его кто-нибудь не услышал.
— Жажда, жажда, — бормотал Магома. — Скоро придет наш час, и мы увидим ее лицо. Оно сухое, как песок Каракума. Глаза жажды сверкают ненавистью, как это солнце. Сухим языком она всегда облизывает свои синие губы. Она посмотрит в глаза каждому из нас— и мы возненавидим друг друга. И мы будем убивать друг друга. Ворон! Наша чаша весов поднялась слишком высоко. Мы погибли…
Командир эскадрона молчал. Он был в забытьи… Отряд представлял собою удивительное зрелище. Впереди всех, качаясь, как подстреленный, ехал Ворон, немного позади — Магома. Потом тянулся караван высоких верблюдов. Они шли, беспорядочно дергая веревку и чуть не разрывая ноздри друг другу. Как только веревка в одном месте слегка ослаблялась, верблюд падал на колени, чтобы хоть на секунду дать себе отдых. В следующее мгновение веревка до крови рвала ему ноздри; он, молча, вставал и шел. Животные не ревели, сберегая влагу рта и легких. Позади этой мятущейся, останавливающейся, исполненной тревоги колонны верблюдов следовали надеющиеся на воду всадники.
Вперед, вперед! Командир эскадрона продолжал путь и увлекал за собой умирающих людей и животных.
VIII. Бал-кудук.
Магома остановил коня на вершине огромного бархана и протянул руку вперед. На фоне выгоревшего неба он весь, вместе с конем, был похож на черный памятник. Неожиданно спрыгнув с седла, он заплясал, как дервиш, и заорал, не жалея голоса:
— Бал-кудук (Медовый колодец)!
Всадники заторопились и стали подтягиваться. Это были последние усилия. Некоторые шли пешком, ведя коней в поводу. Двое остались лежать на песке, ожидая помощи. В ложбине, около колодца, росли кусты тамариска. Стадо баранов в несколько сот голов расположилось на песке. Около сруба колодца сидели иомуды. У них не было верблюдов, чтобы достать воды. Они приготовились умереть от жажды, сидя около Медового колодца.
