Через несколько дней Джунаид-хан, окруженный телохранителями, двинулся к Хиве. Дважды в день из-за дюн выезжали навстречу ему многочисленные отряды иомудов. Всадники молча склонялись к гривам коней при виде «святого» и так же молча следовали за ним. Когда хан приблизился к Хиве, он показал рукою на город и бесстрастным, спокойным голосом проговорил:
— Резать всех.
Три дня горела Хива, и на всех улицах шел кровопролитный бой. Потом явилась кавалерия Буденного. Целую неделю с боем уходил старый хан к границе. Больше половины людей потерял он, пока пробился в Персию.
Прошло шесть лет. Узбеки решили, что с Джунаид-ханом покончено. О нем рассказывали легенды и пели песни. Но летом оазисы, расположенные по Дарье, охватила паника. Все говорили о том, что хан скоро возвратится из Персии. Жители чинили крепостные стены, оставшиеся от прадедов, вооружались и выставляли усиленные караулы по ночам.
III. Расчеты Ворона.
Могущественному Джунаид-хану, на случай его вторжения, противопоставлялся один эскадрон и стирая медная клиновая пушка. Эскадрон должен был охранять все оазисы по Дарье и целую полосу каракумских песков в двести километров длиной.
Когда пушку ввезли в оазис Джаланач, она вызвала сенсацию. Толпы жителей торопливо шли в густой пыли, которую подымали колеса пушки. Узбеки с изумлением трогали руками раскаленную на солнце медь и качали головами. Четыре желтых верблюда важно выступали, влача за собой орудие. Эскадрон рысью прошел вперед и расположился за крепостной стеной самого большого дома. Через полчаса у ворот крепости орудие встретил командир эскадрона.
Это был невысокого роста худощавый человек. Казалось, он насквозь был прожжен солнцем и пропылен песками Каракума. У него был прямой длинный нос, похожий на клюв. В зеленоватых глазах прыгали продолговатые кошачьи зрачки. Когда он смеялся, все его красное, обожженное лицо собиралось в складки, а нос еще больше выставлялся вперед. На затылке, ниже выцветшей фуражки, короткие волосы торчали кверху, как диковинные перья. Когда он оглядывался через плечо или смотрел в сторону, то слегка нагибал голову вбок. В такие минуты он чрезвычайно был похож на птицу, и потому получил прозвище — Ворон.
Он проделал несколько походов против Джунаид-хана и теперь с ласковой насмешкой глядел на пушку, которую ему навязали. Мысленно он видел целую вереницу верблюдов, которая тащила ее по песку. Он улыбнулся и подумал, что дорого бы дал, лишь бы пушка оказалась у хана. Быстрый, как вихрь, отряд хана пополз бы со скоростью украинских волов.
