Я был в недоумении. Ведь я предлагал Даше остаться, но ее почему-то пугала возможность проснуться в моей постели. Машины у меня нет. Катить с нею в такси в Безбожный? Но в это время метро уже закрыто, каким образом я смогу вернуться? Она что, действительно хочет, чтобы я каждый раз провожал ее до дому, а потом к утру возвращался на Соколиную гору пешком?
Иветта соглашалась со мной, что это было бы безумием. Чувствовалось, что ей даже несколько стыдно за эти претензии подруги.
Неприятнее и глубже всего меня поразило вторжение в мои, если так можно выразиться, творческие дела. Разговор наш с Иветтой уже заканчивался. Я уже расслабился, и тут она заявила, что мою любовницу возмущает и пугает то, как я мало работаю. Сама Дарья Игнатовна ничего мне не сказала.
— Да, я мало «пишу», — в некоторой запальчивости начал я.
— Да, ты мало пишешь. Как ты собираешься обеспечивать семью?
— То есть что? Она что?
— С мужем ее практически ничего не связывает.
Честно говоря, я был по горло сыт своим первым браком, если бы у меня спросили, собираюсь ли я в ближайшее время жениться, замахал бы в ответ руками. Вместе с тем, мне было приятно, что я в качестве жениха вхожу в планы Дарьи Игнатовны. Я чувствовал, что меня как бы повысили в звании.
— Да, материальное положение, имеет для Даши большое значение, — тон Иветтиного голоса приобрел адвокатский оттенок. Она честно пыталась защитить позицию, для нее самой неприемлемую. — Ты еще студент…
— Во-первых, я уже заканчиваю, а во-вторых… то есть получается, я уже напрашиваюсь?!
— Меньше четырехсот в месяц — это нищета.
— Что, — хохотнул я, — четыреста?! Посуди сама, Иветточка!
— Меня убеждать не надо, — мягко сказала она, — но Даша совсем другое дело. Стиль жизни сломать трудно. Многолетний стиль. Не имея возможности позволить себе то, что она привыкла себе позволять, она будет чувствовать себя несчастной, даже если все остальное будет… — до этого места она говорила как по-писаному, а здесь ей нужно было искать слово, — очень хорошо.
— А нынешний, он как, зарабатывает?
— В том-то и дело, что они сидят на шее у Игната Севериновича, и Даше очень стыдно и не хочется повторения.
— Ты знаешь, все это меня занимает мало (я врал). То есть, если вдуматься, на что я должен пойти? Все бросить, завязать на узел все лирическое, отложить подальше и горбатиться на пяти работах, чтобы радовать взор этого графомана?
Иветта вяло меня поддержала. Впрочем, по мере того, как говорила, она все больше солидаризировалась с моим возмущением.
