После того путешествия на полу машины я очень долго приходила в себя. Болели растянутые мышцы, синяки покрывали все тело. Я сама себя стала бояться: начала скрежетать зубами, и кулаки мои постоянно были сжаты. Меня ведь никто никогда в жизни не бил. Хоть бы раз родители шлепнули. Схватить меня за волосы?! Опустить мою голову на пол, наступить ногой на наручники?.. Сколько боли и унижения в этой позе!.. Я едва сдерживала себя. Дай мне, Господи, сил не ответить на насилие насилием. В тюрьмах для пожизненных осужденных «Черном дельфине» и «Белом лебеде» заключенный должен, общаясь с охраной, принять «исходную позицию». В обиходе поза эта называется «ку». Заключенный должен на уровне колен с размаху удариться в ближайшую стену затылком, закрыть глаза и открыть рот. Руки вывернуты через спину вверх ладонями, пальцы растопырены. Эта позиция прописана в законе, как в обычных тюрьмах «руки за голову, лицом к стене». Вообще, за годы наблюдений в тюрьме я поняла одну истину. Зеки дружелюбно относятся к сотрудникам, беспредел зеков порождается ментовским беспределом. Если возникают конфликты, агрессия, то, как правило, в результате поведения сотрудников. Общаясь с теми и другими, я постепенно понимала, что зеки ведут себя более правильно, чем сотрудники.
После побоев меня долго не вывозили в суд. Ждали, когда сойдут синяки. Судья был поражен:
— Говорят, тебя избили в тюрьме. Давай назначу экспертизу о побоях.
— У меня синяки и следы побоев были при поступлении в тюрьму, а сейчас сошли. Я написала прокурору, чтобы он разобрался, но все эти бумаги, оказывается, были переданы майору Корзинину, в мусорное ведро.
Прокурор и судья весело посмеялись надо мной. Не было этого!
Бывает, и медведь летает, когда сучок обломится. Господи, дай мне сил и терпения. Сколько грязи я увидела! Грязь, в моем понимании, это не только вши, гниды, крысы, но и нечистоплотность человеческой души. Судья всячески затягивал процесс. То вещдоки искали, то свидетелей якобы не нашли. Прокурор читал дело очень неторопливо. Целых три дня зачитывал номера купюр, которые были изъяты у Кичигиной при аресте. Я-то тут при чем? На третий день я не выдержала и рявкнула на прокурора. Он понял мое раздражение и быстро закончил: «…и другие купюры разного достоинства».
После суда меня привезли в камеру. Я скрежетала зубами, в кровь искусала язык, кулаки просто чесались. Ненависть внутри меня бушевала с огромной силой, я готова была выломать все железные прутья, разорвать каждого, кто ко мне приблизится. За что я должна выслушивать на суде этот бред, эту ложь?! Но, как ни странно, сначала двести человек свидетелей дали показания, что они меня в глаза не видели. А когда все же арестовали Кичигину и Шурукину, свидетели завыли: «Нам следователь велел дать показания, какие были нужны ему!» То есть против меня. Им обещали за это свидания с детьми, передачи.
