Все было прекрасно, как всегда. Костюмы — шикарные, декорации — отменные, игра артистов — великолепная. Они читали Шекспира наизусть! А ведь это очень сложно запоминать! Спектакль — на одном дыхании. Так не хотелось расставаться с артистами!.. Зал еще долго аплодировал, и артисты несколько раз выходили на поклон. Мы вышли из клуба вместе с Оксанкой.
— Тебе чья игра больше всего понравилась? — спросила я ее.
— Ромео. А вам?
— А мне кормилица Джульетты, такая славная старушка.
— Да, пятнашку досиживает за детоубийство… а как играет! Мы все не те, кого из себя изображаем.
Оксанка — молоденькая девочка, детдомовская. А такая взрослая в суждениях. Недавно у нее подружка освободилась, Кристинка, тоже детдомовская. Хорошо они дружили. Кристинка — художница, талантливая и очень красивая.
— А что, Кристинка тебе пишет?
— Нет. Обещала писать и пропала.
Мы не спеша шли с Оксанкой по тюремному парку, она рассказывала мне о жизни в детдоме, о своей большой любви, о том, как попала в тюрьму, как познакомилась с Кристинкой. Я ее внимательно слушала.
— Вы взрослая, серьезная женщина. Вы ведь скоро освобождаетесь. Поможете мне Кристинку найти, когда на воле будете?
— Конечно! — пообещала я.
Тюремный парк был уже полупустой, нужно было спешить, а то охрана не любит праздношатающихся. Мы поспешили с Оксанкой в сторону отряда, и разговор наш прервался. Старый мудрый ворон не покидал свой пост. Он продолжал каркать: «Б-р-р-раво, б-р-р-раво, б-р-р-раво! Пр-р-р-ридурки! Пр-р-р-ридурки!»
Через несколько дней Оксана все-таки смогла поговорить со мной.
В зале судебного заседания было малолюдно. Холодное осеннее утро. Даже свет множества лампочек не давал необходимого количества света, чтобы окончательно проснуться и осознать происходящее.
Холодный ветер завывал за окнами с многочисленными решетками, пытаясь прорваться в помещение и своим ледяным дуновением разбудить еще дремавших, казалось, людей. Ожидание судьи в зале затянулось. Он, похоже, не спешил. Охранники пытались настроиться на рабочий лад, перетаптываясь с ноги на ногу. Один даже собирался зевнуть, но быстро взял себя в руки и вышел приоткрыть дверь перед приближающимся судьей. Судья не спеша, придерживая подол черной мантии, вошел в зал судебного заседания.
«Встать, суд идет!» — вяло, по инерции произнес судья стандартную фразу, усаживаясь в кресло. Все дружно, законопослушно подчинились его воле. Судья молча дал знак, и все его правильно поняли: можно садиться. Все было как всегда; и судья, как и все присутствующие, тоже был вял и еще, казалось, не проснулся. В «клетке», там, где стояла скамья подсудимых, находился мужчина. Не молодой и не старый, средних лет. Но седой, коротко подстриженный. Мужчина пребывал в том прекрасном возрасте, когда молодость уже ушла, а старость еще далеко. Годы веселого ребячества ушли, все глупости уже совершены, на висках появилась седина. Нужно, пока не поздно, браться за ум. Самое время, когда жизнь можно начать заново, жениться, детишек завести. Поставить точку и начать жизнь с чистого листа.
