Нечего прятать. Нечего бояться.
Безумие прошло, но с ним прошла и жизнь.
А на столе так и лежит недописанное письмо. Не хватает лишь трех слов: «гитара готова, приезжайте».
Бенвенуто в последний раз провел рукой по стене, где совсем недавно висела его Виола, и пошел к столу. Вернее было бы сказать, побрел – в последнее время его особенно сильно мучила подагра, и трость из щегольства превратилась в печальную необходимость.
Сощурившись, чтобы буквы не расплывались, Бенвенуто обмакнул перо в чернильницу и тщательно, крупно вывел:
«Сим извещаю вас, мадонна Феличе, о безмерной печали моей. Змей, пригретый на моей груди, уязвил меня своим безбожным жалом; прознав о завершении великого труда моего, похитил Виолу и покинул пределы Флоренции…»
Рука дрогнула, и с кончика пера сорвалась капля, забрызгав лист уродливыми пятнами.
Бенвенуто хотел было позвать Асканьо, чтобы тот выскоблил кляксу, но вспомнил, что послал его разузнать о судьбе Виолы и найти мерзавца Юлио. Он выгнал из дома всех – учеников, детей, слуг, велев не возвращаться, пока не узнают хоть что-то о Виоле.
Придется брать новый лист, а бумага нынче дорога, и писать становится все труднее. Да и к чему писать? Признаваться, что дело всей его жизни пошло прахом и что сотворить вторую Виолу он не сможет, ибо стар и немощен?
Нет. Великий Бенвенуто Челлини закончит свой путь творцом, а не жалким неудачником.
Скомкав лист, Бенвенуто швырнул его в дверь, за которой его не ждало больше ничего.
Именно в этот миг дверь открылась, впустив ту, кого он меньше всего хотел видеть.
– Зачем вы явились, мадонна? Ваш заказ не готов.
Нежданная гостья скинула капюшон и грустно улыбнулась; Бенвенуто уже безо всякого удивления отметил, что за двадцать лет их знакомства она ничуть не изменилась. Она же тем временем подошла, сняла с пояса набитый кошель и уронила его на стол.
– Довольно лжи, маэстро. Вы сделали гитару, я знаю, так сыграйте же мне, наконец!..
Что было дальше, Дон не видел. Его внезапно выбросило в реальность, словно рыбу на сушу – хватать ртом воздух в полном обалдении и спрашивать себя: что это только что было? Не кто, здесь он бы рад усомниться, да не выходило. Но что? Что Феличе сказала? И не она ли послужила причиной смерти маэстро?
Дон с силой потер виски: перед глазами все плыло, во рту стоял отвратительный привкус старости и немощи, даже суставы ломило, словно ему было семь десятков лет.
Надо было снова заглянуть в дневник и прочитать последние страницы, их оставалось три, не более…
