Это касалось в том числе политических взглядов. Как я уже упоминал, они тогда, в десятилетнем возрасте, отличались крайним идеализмом. Вот пример. В нашей ростовской дворовой компании был парень по имени Рубен. А фамилия лучшего моего друга Витьки была Е-ко. И я втихаря гордился тем, что мы, дети разных народов, живем вместе и не ссоримся, и никого из нас не волнует, что Рубен армянин, а Витька украинец. Правда, когда первый и единственный раз мы с Е-ко подрались, я орал ему в пылу схватки: «Ах ты, хохол проклятый!» А он мне в ответ: «Сам ты хохол!» Причем оба были как минимум наполовину правы.
В точно такой же жаркий день, как тот, когда мы с мамой играли в шахматы, я узнал, что американские астронавты первыми высадились на Луне, и почувствовал жгучую обиду: как?! Почему они?! Почему не наши? Ведь мы — лучшие и в космосе тоже, и всегда должны быть лучшими!
Ключи от квартиры мне впервые доверили лет в десять.
Сейчас мне кажется, что случилось это довольно рано. Слишком рано. Я бы своему сыну в таком возрасте ключи от апартаментов не доверил. (Я и не доверил!) Но тогда, в шестидесятые и ранние семидесятые, были иные времена. Воровать из квартир, прямо скажем, было особо нечего. О маньяках-педофилах тоже не слыхивали и не задумывались. Все пацаны ключи на бечевочке носили.
Произошло это в городе Ростов-на-Дону. До сих пор помню наш тогдашний адрес. Коммунистический проспект, дом сорок два, квартира сто пятьдесят два. Он тоже в мозг мой намертво впечатался, что объясняется не уникальными свойствами моей памяти, а тем, что в школе и дома нас дрессировали на знание собственного адреса: чтоб не потерялся. Чтоб всегда мог рассказать (допустим, доброму дяде милиционеру), где проживаешь, и чтоб тебя взрослые благополучно назад к родителям доставили.
Осенью я пошел в четвертый класс в ростовскую школу, родители доверили мне ключ от квартиры и повесили его на бечевке на шею.
Такие же были у Витьки и у Рубена. Это означало одно: у нас оба родителя работали. (А у Витьки вообще была одна только мама.) И под рукой ни у кого из нас не было бабушек. Каждый после школы в одиночестве возвращался домой и самостоятельно отмыкал дверь пустой квартиры. Затем (как предполагали родители) мы самостоятельно разогревали на газовой плите обед, заботливо оставленный мамами, выучивали уроки, а позже — «кончив дело, гуляй смело!» — отправлялись играть на улицу.
Разумеется, в действительности наше самостоятельное существование происходило далеко не столь идиллически, как рисовалось в планах наших родителей, — но сейчас речь не об этом. Ключи на веревочке вокруг шеи являлись чьим-то гениальным изобретением: «Чтоб дитя не потеряло!» Однако, я думаю, при поголовном атеизме и категорическим запрете нательных крестов ключи, висевшие у ребенка за пазухой на груди, выполняли определенную сакральную функцию. Они были чем-то вроде амулетов, оберегов. А кроме того, их наличие грело душу — осознанием, что ты не какой-нибудь бездомный подкидыш, у тебя есть дом, где ты можешь спрятаться, уединиться и даже привести туда друзей.
