Адская боль раздирала его тело на части — во всех смыслах. Ноги до щиколотки распались, и из культей торчали розовые суставы голенных костей, — кости стопы и пальцев обсыпались, едва плоть сошла с них. Туго натянутые нервы тянулись из тела маньяка в сотнях мест, и плоть там разрушалась, сползая тонкими слоями с пульсирующей сеточки кровеносных сосудов. На руках нервы были куда чувствительнее, и потому руки расползались гораздо быстрее, уже оголились локти. Иртусигл напоминал сам себе вязаную куклу, которую он отобрал в детском салу много лет назад у хозяйки, и распускал у неё на глазах, выдёргивая ниточки из шерстяного тела. Теперь распускали его.
Этим утром упала челюсть, ударилась со стуком об пол, и в подвале гулко отозвалась пустота. Язык красным галстуком повис вдоль шеи. Теперь Олгдах не мог даже кричать, — впрочем, его никто и не услышал бы посреди глухого леса. Так же, как и раньше никто не слышал доносящиеся из подвала стоны девушки. Они волновали лишь окрестных белок, которые прислушивались, сидя на ветках, нависавших над поляной. А теперь белки все разбежались, испуганные нечеловеческими воплями распадающегося на куски маньяка.
Но для падальщиков подгнивающее мясо было стимулом, из-за которого они преодолели страх перед криками, потом и вовсе привыкнув к ним, и обращая внимания не больше, чем на вой ветра, а может и принимали его вой за ветер, попавший в теснину меж скал и подыхавший в ловушке. Хорёк, жадно поблёскивая чёрными глазами-бусинками, схватил отпавший нос, утащил из избы, похрустывая по пути хрящами. Крысы, — теперешние хозяева дома, — выгрызали подобно перчаткам опавшую с рук плоть, забирались под кожу и выгрызали изнутри. Они не могут достать меня, думал Олгдах, даже если будут прыгать, пока слишком высоко. Тяжёлые капли жёлтого склизкого гноя, падавшие иногда с его тела, распугивали тварей. Он видел, как такая капля попала одному хорьку на бок, и он стал вылизывать склеившуюся шерсть, став на задние лапки, а одну переднюю выгнув так, чтобы легче было дотянуться до заражённого бока. И через некоторое время забился в судорогах, выхаркал всё съеденное и упал в лужицу блевотины. Иртусигл бы засмеялся, если б не боялся каждого шевеления. Одной тварью, жрущей его тело, меньше — он ни кому не позволит есть себя, даже то, что отпало. Хорьки это не большая проблема. Но вот насекомые, привлечённые смрадом, исходящим от его гангренозного тела…
Маньяк проклинал себя, за то что весил больше сотни килограммов, а ведь это давало вначале схватки с Райэдаром преимущество. Но теперь оно превратилось в убийственный недостаток. Олгдах опускался под собственной тяжестью, и нервы, зацепившиеся за крючки, вытягивались из тела. Олгдах-Иртусигл-Димудус хотел половить рыбку в лесном ручейке, но из-за новой игрушки, — Алирии, — никак не мог найти время. Время для ловли нашёл Райэдар, и закинув удочки, оставил дом. Теперь Иртусигл понимал, что означало пожелание хорошего улова, которое сделал ему Райэдар, перед тем, как уйти. Олгдах слышал слова беглеца, хоть и был в полубессознательном состоянии после крепких ударов. Теперь Олгдах-Иртусигл не мог не признать, что у Райэдара хорошее чувство чёрного юмора.
