В кабинете воцарилась тишина, будто кто — то оборвал песню. Первым нарушил молчание Жидков.
— Ну, вы господа спортсмены учудили у себя революцию! — и вопросительно посмотрев на Людмилу Ивановну, спросил:
— Заявление писать будем?
Она отрицательно покачала головой и, опомнившись, заявила:
— Лучше будет, если вы его у себя до утра в клетке подержите. Пускай не строит из себя интеллигента.
— Всё ясно! — встал Жидков со стула, — воля ваша! — и, протянув руку Винту, многозначительно заявил:
— А вам бы не мешало сейчас перейти через дорогу и купить Людмиле Ивановне большую шоколадку. Это она мне глаза открыла на нелепую бухгалтерию Хаджи. Так и быть я его закрою до утра, — пообещал он.
— Не получится, — возразил Сергей Сергеевич, — он сейчас воспользуется правом телефонного звонка. Свяжется со своим родственником Смородинным и тот его освободит.
— Без моего ведома его никто не отпустит, а уж я постараюсь, чтобы этого права его лишили. А если он начнёт кочевряжиться, то пятнадцать суток я ему всеми правдами и неправдами устрою. И коль у него такой важный родственник, вам бы Людмила Ивановна нужно написать заявление. Не обессудьте, но ситуация того требует. Ходу я ему не дам, но оно может быть для меня громоотводом, от чиновника любого ранга.
— Пиши, — посмотрел Винт на Шабанову, — если уж влезла в это болото, то будь последовательной, и благоразумной, как дева Мария.
Людмила Ивановна взяла чистый лист бумаги, и под диктовку опера написала заявление.
В кабинете директора после ухода сотрудников милиции нависла поразительная тишина. Людмила Ивановна, в полном безмолвии, что — то писала на чистом листе бумаги и не смотрела на старшего тренера. Иногда она отрывалась от бумаги и бормотала себе, что — то под нос. Затем вновь старательно выводила буквы на белоснежном листе.
Платон в душе был премного благодарен ей, но на месте выражать слова благодарности постерегся. Для него она до сих пор была женщина — загадка, непредсказуема и не опознана. Иногда она была словоохотлива, порой «глухонемой», но чаще в её речи присутствовала буксовка, и она выдавала поток нелепых изречений. Она ходила по залу и всегда что — то писала в свой блокнот. И делала она это только во время тренировок Сергей Сергеевича, у которого с некоторых пор занималась её дочь. Платону всегда хотелось заглянуть в её блокнот, но она с ним никогда не расставалась. Даже уходя домой засовывала его глубоко в свою сумку. Он хотел отвлечь её от письма, но она была предельно сосредоточенна и постоянно заглядывала в свой блокнот и считала что — то на калькуляторе. По объёму текста, который ложился на листе бумаги, можно было определить, что пишет она реферат или послание турецкому султану.
