Я остановилась у того, что можно было бы назвать поребриком, если бы в наличии был тротуар, и спросила у фермера с обветренным лицом, как проехать в Плиты. Он молча указал направление. Я свернула направо и проехала еще два с лишним километра по пустыне, нарушаемой только телефонными столбами и проводами. Пересекла ирригационный канал с коричневой травой по берегам. Вдалеке, справа, я заметила земляной холмик, увенчанный камнем с религиозными лозунгами. «Бог есть любовь и раскаяние» было написано огромными буквами. Все, что шло ниже, я не сумела прочесть. Наверное, цитаты из Библии.
Неподалеку стоял полуразвалившийся фургон, с деревянным домиком, пристроенным сзади, тоже расписанный фундаменталистскими поучениями.
Я проехала мимо того, что должно было служить контрольно-пропускным постом, когда военная база функционировала. Все, что осталось, это бетонный остов, метр на метр, только немножко больше телефонной будки. Я въехала на старую базу. Через несколько сотен метров виднелось следующее строение, выкрашенное в небесно-голубой цвет. Вечнозеленая растительность обрамляла фасад с надписью «Добро пожаловать в» черными буквами и «Плиты» — белыми. Белые голуби разлетались во всех направлениях, «Бог — это любовь» было написано в двух местах. Художество, наверное, оставшееся со времен шестидесятых, когда здесь побывали хиппи.
В пустыне ничего не исчезает, кроме живой природы, конечно. Воздух такой сухой, что ничего, кажется, не гниет, и жара, интенсивная большую часть года, больше сохраняет, чем разрушает. Я проехала мимо заброшенных деревянных лачуг, которые, возможно, простояли пустыми лет шестьдесят.
Здесь, на бесконечном пространстве гравия и пыли, я увидела грузовики и автомобили, многие с раскрытыми дверями, чтобы не задохнуться от жары. Фургоны, мобильные дома, палатки и грузовики с тентами на кузовах стояли рядами, образуя улицы. Широкие проспекты очерчивались кустами креозота и мескита. Только одна улица была снабжена указателем, прислоненным к камню, который гласил «18-я улица».
Вдоль главной дороги расположился блошиный рынок, один из самых длинных в мире.
Столы были завалены мелочами из стекла, ношеной одеждой, старыми шинами, старыми автомобильными сиденьями, неработающими телевизорами, которые продавались «дешево».
Покупателей не было видно. Я даже не видела никого из местных.
Флаг Соединенных Штатов реял на самодельной мачте, я также увидела флаги штатов, все хлопали на горячем ветру, который поднимал пыль. Здесь не было ни телевизионных антенн, ни оград, ни телефонных столбов, ни электрических проводов, никаких постоянных сооружений любого вида. Все место имело цыганский дух, разноцветные шатры, предлагающие защиту от дневного солнца. Тишина иногда прерывалась собачьим лаем.
