— У меня-то все в порядке, — сказал Шорохов, — а вот у тебя…
Ася, не вынимая изо рта сигареты, нагнулась и откинула на парализованном ветровку. Совершенно белые волосы и большое мясистое ухо. Олег недоуменно хмыкнул.
— Не признал? — Она взяла мужчину за загривок и оторвали лицо от ступеньки. — У тебя с ним операция была, не так ли?
— С ним…
Седой почти не изменился, разве что выглядел более запущенным. Постарел… Несомненно, это был он, сегодняшний нарушитель.
— Приперся с оружием, — сообщила Прелесть, мельком показывая в сумочке компактный, но мощный “вальтер-мастер” образца две тысячи тридцатого. — Вон… — Она выставила пальчик, и Олег, проследив за острым ноготком, узрел в стене отверстие, круглое, как от любой пули.
— Так это он тут шмалял? Пожалел его, скотину… А ты мне, что?… — вскинулся было Шорохов.
— Не шурши! Если бы ты знал, что он опять вернется, ты бы ему такую компенсацию устроил…
— Уж не сомневайся!
— Вот потому тебе и не нужно было этого знать. Мне-то… сам понимаешь… — Ася пожала плечами. — Лопатин так велел. Не наслаивать одну проблему на другую.
— Ты в курсе, что он возвращался трижды?
— Можешь не рассказывать, — покивала Прелесть. — Я трижды в бункер и ездила. А у Вениаминыча постоянно оказывалось новое предписание — сюда же и на него же. Только время менялось, каждый раз на пятнадцать минут. А из местного отряда опера… хамы!… Они мне, представляешь?… заявляют: “Ты бы хоть пиццу по дороге прихватила, а то мотаешься без толку”!
— Они сами-то сюда собираются или мы его на метро повезем?
— Скоро должны приехать. Чем же ты ему так насолил, Шорох? Стрелять он не умеет, но отлавливал тебя старательно, как будто у него и врагов других нет.
— А сам он ничего не сказал? Не успел?
— Бред… Про сына что-то. Ты его сына не убивал случайно? Я надеюсь… А он твердит: сын умер молодой, кандидатскую даже не защитил… При чем тут кандидатская?!
— Да так… — Олег запустил руку в Асину сумочку и достал себе “Салем”. — Я ему пообещал кой-чего…
— Обманул? — Прелесть с осуждением посмотрела, как он хозяйничает с ее сигаретами, и разыскала в сумке пачку мятных подушечек.
— Ну-у… конечно. — Шорохов стесненно улыбнулся.
— Довольно глупо с твоей стороны… Обещать человеку то, что ты не можешь выполнить, — это…нехорошо.
— Наверное. Но убивать за вранье тоже не здорово. Откуда он прибыл?
— Пятьдесят второй.
— Значит, два года мужик верил в пустое… А потом… Эх, что же он так рано-то, сын его? Пожил бы, пока родитель не загнется, потешил бы стариковское самолюбие…
