- Да, я торговал с руссами два лета на благо священной империи. - Калокир невольно ощупал зловещий перстень, словно источник бодрости.
- Ты воротился достойно?
- Я ничего не утаил от казны, милостивый, - заверил динат, не догадываясь, куда клонится допрос.
- Сие нам известно, как и прежние твои подвиги в битвах с булгарами. Всем ли ты доволен? Нет ли на сердце тяжести или обиды? Не гложет ли червь сомнения в чем-либо?
- О, я всем доволен! - Калокир насторожился, опасаясь подвоха. Причина и цель встречи с одним из наиболее могущественных чиновников были ему неясны, он боялся сказать что-либо не так, невпопад.
Усевшийся перед ним на высоком тюфяке крупный, преисполненный сознания своей силы человек смотрел внимательно, умолкнув, словно обдумывал что-то или выжидал. Почтительно молчал и динат.
Сквозь раскрытые решетчатые окна доносились низкие и протяжные завывания ветра Легкие занавески шевелились, точно крылья фантастических птиц.
Наконец логофет изрек:
- Слух о твоей мудрости и удачах в походах достиг нас. Руссы у святого Мамы, купцы и прочие говорят о тебе и знают. Сам повелитель наш пожелал видеть ловкого дината из Фессалии.
- Повелитель, Всесильный и Единственный, пожелал меня видеть! - воскликнул Калокир.
- Он примет тебя сегодня и, быть может, удостоит назначения пресвевтом[11].
- Умру за Единственного! Бесценна щедрость Константина Порфирородного! Умру у ног его… О Святейший…
Вдоволь насладившись зрелищем, какое представлял собой одуревший от радости Калокир, логофет протянул руку, потряс его за плечо, как бы приводя в чувство, и доверительно, почти кощунственно произнес:
- Константин уже ближе к богу, чем к нам. Ты обязан милости и заботам соправителя Романа. Запомни. Ему, и никому другому.
Глаза Калокира округлились, шепот запутался и утих между пальцами, которыми он сжал собственный рот, как заговорщик. Грузный, крепкий мужчина, прямолинейный и грубоватый в своих суждениях перед невластными, как всякий фаворит трона, беспечно улыбался, а Калокир подобострастно глядел на него.
- Я ухожу, - сказал логофет, поднимаясь с тюфяка, - ты же, благообразный патрикий, жди, пока приведший тебя инок Дроктон не пригласит и не проводит в Золотую палату.
Тяжелой походкой он двинулся к выходу, однако, пройдя несколько шагов, обернулся, сказал негромко и доверительно:
- Восхваляя в молитвах милость Романа, воздай должное и доместику[12]схол Востока, прославленному Никифору Фоке. Он сберег в памяти былую услугу стратига Херсона, вспомнил сына его. Готовься. Тебя ждет быстроходная хеландия
